Станислав Пономарев - Гроза над Русью

Урак, как любой практичный человек, не очень-то верил в предсказания, поэтому сказал:

— Но урусы к холоду больше привычны. К тому же от бури они укрыты стенами своих теплых домов. А мои богатуры мерзнут и не спят ночь перед битвой. Завтра они пойдут в бой усталые и...

— ...Злые! — почтительно перебил властителя ишан. — А злость ведет воина на подвиг. Только злость надо направить в нужную нам сторону. Именно это делают сейчас среди мусульман муллы, дервиши и факихи; среди иудеев — раввины; язычникам же творят свои заклинания их грязные шаманы.

— И все это успел сделать ты? — удивился каган-беки.

Ишан Хаджи-Мамед скромно потупился.

— А что ты скажешь, святой ишан, про дикие орды печенегов, управлять которыми нельзя?

— Управлять нельзя, но направить можно.

— Как?

— Надо тронуть ту тетиву их души, которая звучит громче других. Жадность — вот эта тетива! Звенигород и Куяву мы возьмем и без них. Ты верно направил силы печенегов на Нижний город — Подол, где сложены товары урусских купцов.

— На реке Глубочице стоят боевые кумвары урусов. Они перетопят всех печенегов до единого, — прищурился Урак.

— Дай то — Аллах! — закатив глаза, пропел ишан. — Как говорят урусы: «Сорная трава с поля вон!»

— Это верно, — подтвердил каган. — Пусть они все сгинут в пучине. Но что делать, грязные кяфиры покамест нужны нам.

— Печенеги, — процедил ишан, — сами стремятся в Нижний город. Как они туда попадут, какое нам до этого дело. Но буря, о которой ты так тревожишься, разбросает кумвары урусов и откроет этим путь на Подол. Так что...

— Но хватит ли у нас воинов, чтобы брать сразу крепость Звенигород и город Святосляба на высокой горе? — словно бы про себя пробормотал каган.

Но Хаджи-Мамед услышал его слова. А может быть, и сказано это было нарочно.

— На левом берегу реки Юзут, прямо против Куявы, собралось более десяти тысяч хазарских воинов. Во главе их достойный полководец — Санджар-тархан. Еще пять тысяч богатуров привел мой племянник Гадран-хан. Удача манит эльтеберов, и они все идут и идут со своими отрядами. Харук-тархан завтра должен взять Пуресляб. Слуги Аллаха — дервиши — сказали мне, что урусы там вконец обескровлены. Их осталось слишком мало, чтобы отразить решительный натиск.

— Да, это так, согласился каган-беки. — Гонец Харук-тархана принес нам эту отрадную весть. Правда, тархан просит помощи. Мы послали ему отряд ал-арсиев и алан [104] Аланы — предки северокавказских осетин. . К тому же я получил известие от Хамлад-тархана. Его кумвары с воинами скоро будут здесь.

— Тогда нам не страшен будет и Саванелд-беки. Тогда мы сокрушим урусов и... — ишан тонко улыбнулся, — внезапно нападем на печенегов, чтобы покончить с ними навсегда.

— Да, — согласно кивнул каган. — Тогда мы огнем и мечом крушимся на земли Канглы-Кангара и раздвинем наши пределы до прежних границ. Хазарский меч вновь нависнет над Мизией [105] Мизия — так в древности называли Балканскую Болгарию или западное Побережье Черного моря. , Кустадинией и Хорезмом! И мы пойдем на вечерние страны и, как хунну, бросим под копыта хазарских коней все народы, страны и государства!

— Сам Аллах Всемогущий говорил сейчас твоими устами, о Непобедимый!

— Одну пятую всей добычи получишь ты, святой ишан.

— Золото — что придорожная пыль под копытами ишака, — ответил мулла. — И святые служители Аллаха презирают его. Но... — ишан значительно поднял палец, — около храма всевышнего кормятся голодные и обездоленные. Страждущие знаний молодые мусульмане толпятся у дверей медрес [106] Медресе (араб.) — мусульманское духовное училище. . И мечети и медресе не вырастают сами по себе, подобно чинаре. Ростки ислама надо поливать золотой струей, чтобы учение Мухаммеда процветало во веки веков. Не я, но Аллах Всемилостивейший отблагодарит тебя за щедрость... — Хаджи-Мамед помолчал мгновение, а потом спросил почтительно: — Кем ты, о Непобедимый и Разящий, желаешь заменить погибшего от руки кяфира доблестного Сарке, мир праху его? — Острые глаза его выжидающе впились в лицо хазарского владыки.

Каган на мгновение смешался, потом спросил в полголоса:

— А кого бы ты, святой ишан, хотел видеть впереди храбрейших ал-арсиев?

— Асмид-эльтебер достоин такой чести — ответил Хаджи-Мамед к удовольствию Урака.

«Один, пусть из дальних, родственников во главе охраны надежнее даже самого доблестного тумен-тархана, который умеет лихо махать мечом и ничего не смыслит в дворцовых делах», — подумал Урак.

Желание ишана Хаджи-Мамеда, а значит, и всех ханов-мусульман Великой Хазарии, больших и малых совпадало с желанием кагана-беки. Урак понял с удовлетворением, что вся эта ненасытная волчья стая сейчас заодно с ним и пойдет по его слову в огонь и в воду...

Ханы, приглашенные к Непобедимому почтительно толпились у входа в шатер, терпеливо снося хлесткие пощечины ветра с дождем и снегом.

Танцовщицы, юные и прекрасные, сидели в большой, крытой войлоком кибитке. Они весело болтали, смеялись, иногда взвизгивали все разом, когда кибитка кренилась и трещала от грозных порывов бури.

Трижды раздался хлопок из шатра. Склонившись, туда нырнул Сегесан-хан. Через минуту он пригласил всех остальных. Ханы, неистово пробиваясь локтями, ринулись вперед. Дюжие тургуды-иудеи бесцеремонно толкая их под ребра тупыми концами копий, пропускали в шатер по одному...

Буря застала печенежских бек-ханов Илдея и Курю на стене брошенной руссами крепости Детинки. Отсюда, с высоты сотни локтей, весь Подол был виден как на ладони. На стрежне реки Глубочицы, ограждавшей Нижний город с этой стороны, выстроилась линия боевых ладей.

За спиной бек-ханов огромное багряное солнце погружалось в лиловый мрак туч: Подол и все вокруг было окрашено в кровавый цвет — и ладьи, и многочисленные постройки, и крепость Замятия на берегу Днепра, и даже дальний лес за рекой. Неподвижная гладь воды была похожа на раскаленную сталь.

— Если всем нам разом ударить в одном месте, кумвары урусов не устоят, — вслух подумал Куря.

— Бурдюки есть у всех воинов, — поддержал его Илдей. — Но, брат, половина батыров не доберется до того берега.

— М-да...

На Подоле один за другим полыхнули тысячи костров. На фоне пламени замелькали далекие тени.

— Паршивый гусь Урак только и ждет, чтобы телами наших воинов мы устелили ему дорогу к урусским сокровищам! — зло процедил Куря. — Пусть он завтра у Звенигорода положит половину своих трусливых погонщиков коров, тогда мы посмотрим, что нам делать.

Бек-ханы сошли со стены, продолжая разговаривать, спустились по крутому склону в глубокую балку, сели на коней и поднялись на Воиново поле.