Станислав Пономарев - Стрелы Перуна

— Я здесь, о Светоч вселенной!

— Пошли гонца к Фаруз-Капад-эльтеберу с приказом идти к Каракелу [138] Каракел — букв, «черный дом», хазарская крепость, некогда стоявшая при слиянии Дона и Северского Донца. и ждать там моего повеления!

— Слушаю и повинуюсь, о Мудрость вселенной!

Визирь ал-арсиев, пятясь, удалился. Каган-беки, не поворачивая головы, спросил мрачно:

— Санджар-тархан, что ты думаешь об угрозе Святосляба? Как он сказал нашим послам? Ах да: «Иду к вам!» Смелый!

— Он не придет, о Могучий! — просипел раненым ртом Санджар-тархан. — Путь ему в наши степи закрыт!

— Почему? Разве каган Святосляб похож на сороку, которая трещит без толку?

— Нет, о Могучий! Каган Святосляб — человек слова! Но на нас он не пойдет потому, что путь его один — спешить в северные земли Урусии, чтобы спасти их от меча Талиб-алихана...

Асмид-каган непонимающе посмотрел на него.

— Талиб-алихан повел своих воинов вверх по реке Итилю, на урусские города Ростов и Новгород, — почтительно пояснил эльтебер.

— Ах да, мы же с ним договаривались об этом.

Санджар-тархан склонился перед властелином и сказал подобострастно:

— Да, это твоя воля, о Мудрейший! Ты все предусмотрел! Ты все предугадал! Только ты мог провести белую черту на носу Святосляба, чтобы он как курица мог идти только туда, куда указывает эта черта!

Каган-беки Асмид довольный рассмеялся:

— Что будет тогда?

— Тогда мы пойдем на Куяву. Этот главный город Урусии останется без защиты. Мы сделаем то, чего не смог сделать каган Урак: мы убьем Святосляба и полоним всю его землю!

— Да, это так! — согласился Асмид. — Урак был стар, мозги в его голове прокисли, и он не смог обмануть коназа Святосляба. Удел глупого на войне — смерть! Обмануть врага — значит победить его! — изрек с глубокомысленным видом каган.

Трое писцов тотчас заскрипели камышовыми калямами, занося слова мудрейшего в свод божественных изречений.

Каган-беки Асмид глянул на них, улыбнулся:

— Я поставлю Урусию на колени. А голову Святосляба воздену на острие копья и выставлю на главном базаре Итиль-кела!

— Да будет так! — разом воскликнули тарханы.

— По воле Могучего! — раздалось у входа в шатер.

— Пропустите! — разрешил Асмид.

В шатер вошел и пал ниц начальник кагановой охраны.

— Разрешаем говорить! — милостиво изрек Асмид.

— О Могучий! В стан прискакал с тысячей богатуров бек-хан печенегов Кураши.

— Чего ему надо?

— Хочет видеть тебя и говорить с тобой, о Защита справедливости. Он спешит.

— Ну что ж. Позови его, раз дело спешное. Бек-хан Кураши всегда смотрел в нашу сторону. Он непримиримый враг Урусии, значит, наш друг! Пусть придет!

Каган и тумен-тарханы в глубоком молчании уставились на входной полог. Ждать пришлось недолго: раздался топот копыт, звон удил и доспехов, тяжелые шаги. Полог распахнулся. Бек-хан Куря ступил в шатер и остановился, силясь разглядеть в полумраке, кто где сидит.

— Проходи к дастархану и отведай наших яств, доблестный брат наш, — пригласил его каган-беки Асмид.

Бек-хан поклонился. Слуга подошел к нему и молча указал на место неподалеку от кагана. Куря, довольный оказанной честью, ощерился улыбкой и опустился на ковровые подушки.

Хотя любопытство эльтеберов и самого кагана было возбуждено до предела, они, соблюдая восточный этикет, расспрашивали гостя о его здоровье, приплоде в табунах, о сочности трав, женах, детях, сабле и еще о многом другом, но только не о главном, что привело сюда печенега.

Куря обильно закусывал, отвечал по порядку, только более открыто и грубо. Но тут уж обижаться на него было бессмысленно: таким уродился, таким и умрет — не переделаешь.

Но как только обязательное велеречие было соблюдено, Куря обвел всех своими зелеными навыкате глазами и ляпнул без обиняков:

— Каган Святосляб ушел из Куявы со всеми своими батырами!

— Куда?! — враз, как по команде, воскликнули хазары.

— Доносчики сказали, что каган Святосляб погрузил всех своих воинов в большие лодки и спешно уплыл вверх по реке Юзуг. В Куяве остался бек Претыч с малой дружиной.

— Слава аллаху! — радостно воскликнули военачальники. — Свершилось предначертание всевышнего и всемогущего! Ты велик, о каган-беки Асмид!

— Медлить нельзя, о Могучий! — просипел Санджар-тархан.

— Джурус! — воззвал Асмид-каган. — Прикажи моим именем сворачивать юрты. Пусть тумены идут на реку Бузан, к крепости Каракелу!

— Слушаю и повинуюсь, о Могучий! — радостно ответил ему хан-Война.

— Двигаться будем обычными перегонами, как на простых кочевках. Надо, чтобы наши кони не устали в пути и на тучных пастбищах набирали силу.

— Так будет, о Мудрость вселенной!

— Мой тумен батыров тоже у Каракела ждет, — заявил Куря. — Я тоже пойду с вами на Куяву!

— Мы тебе рады, доблестный брат наш, — милостиво изрек Асмид. — А где другие беки Печенегии?

— Как только хазары пойдут на Урусию, печенеги двинут своих коней следом. Так сказали бек-ханы Илдей и Тарсук.

— А где же воины Радмана? — спросил Санджар-тархан. — Он, наверное, откочевал раньше вас к пределам Урусии?

Куря метнул в него зеленые молнии из враз освирепевших глаз и не удостоил ответом.

А за полами шатра взбурлились тысячи голосов, железо звенело, ревели верблюды, кони ржали и копытами дробили землю.

Каган-беки, бек-хан Куря и тумен-тарханы вышли из шатра...

Начинался великий поход на Урусию... С далеких гор тянуло прохладой, и пахучие весенние ветры кружили головы.

Здесь царство Мира и Покоя! Но отсюда приходили войны!

— Эй, бедняк! К чему тебе богатство, нажитое твоим соседом?! — вопрошали ветры, цветы, травы и реки.

Но разум застило видение пожаров на чужой земле и блеск золота, которое... достанется ханам в случае удачи.

Бек-хан Куря, сам не ведая того, обманул кагана-беки Асмида: князь Святослав, чтобы сбить с толку хазарских и печенежских доглядчиков, при великом шуме и гаме со всем своим войском погрузился в ладьи и двинулся вверх по Днепру.

— Вперед, на Булгар-град! — гремели дружины. — Покажем сапожникам, как промышлять Русь!

— Ждем с победой! — кричали оставшиеся в Киеве немногочисленные ратники и жители города, в основном старики, женщины и дети.

Пять сотен ладей стремили по реке двадцатитысячное войско. Конная дружина в десять тысяч всадников целый день до вечера переправлялась паромами на левый берег Днепра. По мере того как на левобережье оказывалась тысяча комонников, она тотчас угонистой рысью спешила вслед за ладьями.