Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Мстислав черниговский подавил свою осторожность и пробил вражье кольцо, расковал звенья вражеской цепи, открывая русским узкий проход для побега.

Князя Даниила подхватили под руки его гридни и поволокли меж двух коней прочь. Повернул на бег и Мстислав Удалой, на первый свой бег с поля битвы. Крылья вражеского войска сжались, и началось избиеНие русских витязей, мало кто вырвался. Им бежать бы в стан к Мстиславу киевскому, да отрезали враги путь к стану, уже и сами перевезлись через Калку. Дружинникам остался един путь, едина дорога — в степь, к Днепру.

Пришельцы вплавь переправились через реку и конной, лавой ударили на стан киевлян. Но их тут же и окоротили. Из-за повозок поднялась туча стрел, стрелы ранили коней, конная лава смешалась. Пришельцы не упорствовали. Они пошли на перехват отступающих, к ним прибывали новые и новые сотни, они охлестнули стан со всех сторон. Одни ушли преследовать дружины Даниила и Мстиславов черниговского и галицкого, другие плотным кольцом облегли русский стан и пускали в него стрелы.

Ударили на другой день, когда вернулась погоня. Но и половцы никогда не могли опрокинуть круговую оборону из повозок, ничего не смогли сделать и воины Джебе и Субудая. Три дня пришельцы ходили на приступ. Иссякал запас стрел у русских, притупились копья и поломались их древки, но стан оставался неприступным. Приходили к концу и запасы продовольствия. Субудай и Джебе послали к Мстиславу киевскому послов. Послы сказали, что воеводы Чингисхана предлагают уйти русам бестрепетно если оставят оружие. Половецкие воеводы целовали крест, подтверждая, что Субудай и Джебе, самые славные воеводы великого Чингисхана, выпустят всех воинов без вреда, а если будут сопротивляться, то всех уничтожат.

Враг действительно был дотоле неведомым. Мстислав киевский поверил клятвам. Киевляне сложили оружие и раздвинули повозки. Военачальники пришельцев открыли дорогу в степь. Длинной вереницей растянулись русские воины в степи. Наконец все вышли из стана. И тут пришельцы с визгом, с криком накинулись на безоружных. Повязали князей, а воинов били стрелами, рубили кривыми мечами, кололи копьями. Без оружия, без доспехов что могли они противопоставить врагу? Перебили всех до одного. Князей положили на землю, прикрыли досками, а сами сели на доски и так задавили витязей...

Но и Субудай и Джебе надолго запомнили, как бились с ними русские князья, запомнили Мстислава Удалого, запомнили юного Даниила. Немало легло их воинов в сече на Калке, когда ударили русские дружины, когда вырывались из кольца. Давно не несли войска Чингисхана таких потерь.

На Руси плач, на Руси стенания по погибшим, на Руси собирали всех, кто способен к бою, ждали нападения на Киев, на южные русские города. Однако страшный враг не появился, а будто бы исчез бесследно.

Битва на Калке стала дурным видением, словно бы мгновенным смерчем. Память о ней не заживала, а тревога, что неведомые пришельцы вернутся, начала гаснуть, хотя год из года достигали русских городов известия, что жестокое и необузданное племя кочевников продолжает свои разорения на юге, в степях между Каспийским и Аральским морями, на Кавказе, появилось на Волге.

Южные князья упрекали северных, что не пришли на Калку, дабы всем вместе отогнать от русской земли пришельцев. Северные князья упрекали южных, что послушались коварных половцев и пошли защищать извечных разорителей Руси от племен, которые, быть может, и не собирались воевать Русь.

С большого расстояния пожар не виден, видны лишь его отблески на небе, полыхает не огонь, а светится зарево. Зарево пожаров осветило всю южную часть неба, меж тем русские князья, забыв о Калке, продолжали споры за власть, разжигая вражду, не думая о том, что вражда поможет зажечь пожар пришельцам на всей русской земле.

Зарева огромных пожаров приближались. Опять прибежали половцы и рассказывали о страшной «облаве», которую устроили на них пришельцы. Они прошли от устья Волги на Дон, распустив тумены по всей степи, уничтожали все живое, попадающее в это кольцо. Из булгар, из мордвы и мокши тоже прибегали беженцы. Они рассказывали об ужасающем разорении и о том, что враг собирает силы для похода на Русь.

Теперь русские князья узнали о пришельцах все, что можно было узнать о врагах. Для них это уже не была «неведомая сила», как для южных князей, вышедших на Калку.

На Руси узнали, что новый враг имеет конное войско огромной численности. Узнали, что создатель этого войска Чингисхан завоевал все земли восточнее и южнее Каспийского моря, на Кавказе и за Кавказом. Узнали, что Чингисхан покорил империю Хань, государство могучее с многочисленным населением. На Руси сведали, что сила кочевых пришельцев в их единстве, в полном подчинении низших высшим. В разделенном на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч войске каждый отвечает за всех и все за каждого, неисполнение приказа начальника влечет немедленную смерть, побег с поля боя влечет наказание смертью. Если один из десяти воинов испугался и побежал, предводитель казнит всю десятку, если десятка дрогнула и побежала, то жизнью за этот проступок отвечает вся сотня, в которую входила десятка.

Беженцы рассказывали, что в рядах войска они видели даже женщин, которые стреляли из луков ничуть не хуже мужчин, они утверждали даже, что женщины более стойки в бою, чем мужчины, и никогда не побегут.

Боевые повадки кочевников давно были изучены на Руси. В глубокой древности авары, позже печенеги, потом половцы — все начинали битву с метания стрел. Осыплют стрелами — и в рукопашную, но лишь только получат отпор, тут же отбегают и опять сыплют стрелами. Но еще никогда до встречи с воинами Чингисхана на Руси не видели такого обилия стрел. Луки новых врагов били очень далеко и сильно, длинные тяжелые стрелы пробивали кольчугу. Стрелы из рядов чингисхановых воинов не летели, а лились потоком. За войском двигались камнеметные орудия, способные бросить камень в несколько пудов на тысячу шагов, метательные орудия бросали бочки с горящим земляным маслом.

На Руси появился доминиканец из ордена католических монахов-проповедников, некто Юлиан. Его послал на Русь венгерский епископ Перуджи. Юлиан уже однажды побывал у пришельцев, обнаруживал глубокие знания об их быте, об их войске, об их завоевательных планах. Он ездил по русским городам и выспрашивал, как русские князья собираются отразить грозящее им нашествие? Суздальский князь посоветовал монаху поинтересоваться, как его король будет отражать нашествие, и передал ему письмо хана к венгерскому королю, которое перехватили у послов с берегов Волги.

В письме говорилось: «Я Хан, посол царя небесного, которому он дал власть возвышать над землей покоряющихся мне и подавлять противящихся, дивлюсь тебе, король Венгерский: хотя я в тридцатый раз отправил к тебе послов, почему ты ни одного из них не отсылаешь ко мне обратно, да и своих ни послов, ни писем не шлешь? Знаю, что ты король богатый и могущественный и много под тобой воинов, один ты правишь великим королевством. Оттого-то тебе трудно по доброй воле мне покориться. А это было бы лучше и полезнее для тебя, если бы ты мне покорился добровольно. Узнал я сверх того, что рабов моих, куманов [4] Половцы. , ты держишь под своим покровительством. Посему приказываю тебе: впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, может быть, и в состоянии убежать: ты же, живя в домах, имеешь замки и города; как же тебе избежать руки моей?»