Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Эмир, правитель Дербента, приказал стражникам покинуть жилища, тенистые сады и выйти на стены. Стражники гадали, что же там случилось в степи?

Одни уверяли, что поднялся в приволжских степях «черный смерч». Зимой смерч сгребает с земли снег, перемешивает его с пылью, встают черные столбы и сметают все живое. Летом он страшнее, летом ветер вдавливает все живое в землю. Тогда звери бегут, потеряв рассудок, ослепнув от страха. Известно, что в древние времена от смерча выходило из берегов море. Но вот оно, спокойное и гладкое, плещется под стенами города. Гонит из степей зверя и птицу «великая сушь». Это не черные ветры, ветер великой суши почти неосязаем. Он едва заметен и страшен непрерывностью. Он дует и дует из пустыни день и ночь, день-деньской палит нещадно солнце. Трава жухнет, становится жесткой, как железо. Начинается великое переселение птиц и зверей. Но они не бегут, как бешеные, они медленно уходят. Первыми тогда вернулись бы табунщики, пригнали бы пастухи отары овец.

Нет, ни одна из этих примет не объясняла бега животных. Оставалась одна, и самая грозная. Не поднял ли хан Большой Орды все свои кочевья и, собрав их в войско, не идет ли на Дербент и сквозь дербентскую стену дальше, на юг, в земли давних стремлений потомков Джучи, старшего сына Чингисхана?

День бегут звери, второй день, третий. Ни одного каравана не прошло в эти дни, табунщики не пригнали ни одного табуна, и нет пастухов с отарами овец. Утром задымилась дорога под конскими копытами. Из густого облака пыли вывернулась россыпь всадников. Они мчались лавиной к стене. Ворота наглухо закрыты, мост над рвом поднят. Они мчались, будто хотели перескочить стены. Только в кошмаре может привидеться такое. Красные, желтые, синие хари уродов. Рогатые, с козлиными бородками, мясистые хари на тонких и жиденьких туловищах: то ли человек, то ли исчадие мрака. Они вопили, визжали и выли. Стрелы одождили стены.

Язык у тех, кто прискакал, и у тех, кто оборонял стены, один. Ханы разные. Эти из улуса Джучи, на стенах — из улуса Хулагу. Два сына Чингиза более ста лет назад поделили Великую степь и земли вокруг Персидского моря. Хулагу взял Хорезм, Иран и Азербайджан. Джучи взял Волгу и приволжские степи.

Эмир Дербента стоял со стражами на степе и дивился. Если ранее поднималась Большая Орда, то всегда, прежде чем выйдут ее всадники в поле, эмир знал через мусульман, для чего поднялись кочевья, куда идет войско — на север, на юг или в Ак-Орду. Ни один лазутчик на этот раз не оповестил его о движении хана Джанибека.

Маски не страшили эмира, он знал этот давний способ устрашения противника. Маски испугают только тех, кто никогда не воевал. Обычай суров. Если крепость открыла ворота, можно откупиться от войска Джанибека, если крепость сопротивлялась, а ее возьмут, то, по закону Чингисхана, все ее защитники, все жители города уничтожаются. От набега Дербент отобьется, войско Большой Орды не отразить.

Рассказывают, когда войска Джучи взяли Хорезм после жестокого боя и осады, сын Чингисхана приказал всех мужчин в Хорезме зарезать, а женщин отделить, Джучи объявил, что воины могут взять себе тех женщин, что им понравятся, остальных вывели за город и разбили на два отряда. Всех их раздели донага. Джучи сказал:

— Женщины защищали город. Они любят драться! Пусть одна сторона дерется на кулаках с другой, а тех, кто не захочет драться и нас потешить, бить кнутом.

Женщин стегали кнутом и подкалывали копьями, их вынудили драться, а воины Джучи смотрели со стороны и потешались. Наконец Джучи наскучила эта картина. Он приказал воинам зарезать всех женщин. Женщин резали, как скот, песок обагрился кровью. Тела их не убирали, оставили воронам.

Эмир ждал, когда же появятся предводители ордынского войска, чтобы спросить у них, чего они хотят, и выторговать городу спасение. Однако предводители не приближались к стенам. Всадники спешились — и подкатили к воротам тараны, загораживаясь чапарами — огромными щитами — от стрел со стены. Древняя стена спускалась с гор, обтекала город и уходила глубоко в море. Эмир призвал кади и просил его говорить с осаждающими. Кади сурово ответил:

— Мелик Ашреф прогневил Аллаха! Это наказание за его притеснения мусульман. Я не могу поднять голос в защиту убийцы и грабителя мусульман!

Эти слова рушили стену, как ее не могли разрушить тараны.

Тараны ударили в ворота. Пришельцы кричали, били в бубны, метали снизу стрелы. Эмир выстроил воинов за воротами, чтобы отбить приступ, приказал со стен метать стрелы, бросать камни и лить горящую смолу на осаждающих.

Рухнули от ударов ворота, воины Дербента пятились, ощетинившись длинными копьями. В копейщиков, обороняющих стену, пришельцы метали камни с пускачей. Эмир отдал саблю чужому воину, ему накинули на шею аркан.

На белом аргамаке въехал в ворота в блистающих золоченых доспехах, с опущенным на лицо забралом темник Мамай. Эмир распростерся на камнях, выдолбленных копытами лошадей.

— Почему закрыты ворота? — спросил Мамай.

— Открыть ворота, отдать город... Кому? — ответил эмир.

— Великому хану Джанибеку!

Эмир не смел подняться с земли и взглянуть на всадника. Но догадывался, что с ним говорит не великий хан.

— Мы не знали, что идет войско хана!

— Иди и отвори город! — приказал Мамай.— Я, темник великого хана, тебе повелеваю!

Нукеры рванули аркан и вскинули эмира на ноги. Толкнули копьем в спину и поволокли к городским стенам. Пришельцы широким потоком обкладывали город.

С эмира сняли аркан, он подошел к подъемному мосту и крикнул страже, чтобы открыли ворота в город. Городские стены высоко вздымались над скалистым берегом моря. Внизу, с земли, не слышно было, как прозвенела тетива тугого лука, не слышен был и полет стрелы. Послал стрелу искусный стрелок, ударила в шею, где кончился ворот кольчуги. Эмир захрипел и упал.

Темник Мамай вел передовой тумен. Это десять тысяч всадников. Следом в половину дня пути двигалось все войско хана, заполонив все дороги и тропы по берегу, вспугивая птиц из гнёзд, разгоняя зверей.

Передовой тумен — это легковооруженные всадники; кроме таранов, у них нет осадных орудий. Нет катапульт, что бросают огромные камни до тридцати пудов весом, нет пускачей, что пускают огромные стрелы толщиной в две ладони, а длиной в два роста воина, нет баллист, что перекидывают через любые стены бочки с горящим земляным маслом. Ворота города закрыты наглухо, подняты мосты надо рвом, горожане подняли заслоны, и в ров устремилась морская вода.

Тумену не взять город, хотя Мамаю очень хотелось ворваться в город до прихода хана и прославить свое имя. Оставалось лишь обложить город и распустить воинов пограбить окрестности.