Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Сары-хожа отошел в Москву, Михаилу стало жутко.

Еще и еще раз князь Михаил возвращался в своих раздумьях к памятной встрече в лесной избе на свадьбе московского князя. Не все он тогда понял.

Завязка Москвы с Суздалью сама по себе напрашивалась, для того и сватал Дмитрий дочь Суздальца, но крепка ли эта завязка? Немало игралось таких свадеб, а потом тесть с зятем трясли друг друга до смерти. Здесь же повернулось по-иному. Суздаль да Москва завязались в союз, и тот союз страшен для Твери. От Суздали к Бежецкому верху рукой подать. Когда Ольгерд подошел к стенам Москвы, Суздалец громил тверские волости.

Полно обид на Москву у Рязани: Олег горяч, властен. Неужели забыл обиды? Под Шишевским лесом бил Орду, у щуровской крепости стоял с Москвой, шел на Ольгерда.

Москва спешит воздеть руки на плечи иных городов, как говорил митрополит Петр, а Орда бездействует. А быть может, правда за Дмитрием? Сейчас, только сейчас и время сбросить Орду. Но, сбрасывая Орду, идти под руку Москвы?

Как только в своих раздумьях Михаил добирался до этой точки, так тут же и вскипал, дышать становилось тяжко от обиды и ярости. От обиды за подвал Гавшина двора, от ярости, что упустил минуту в коломенской избе. Тогда бы выговорить первенство Твери в союзе.

То не последняя ли была возможность удержаться вровень с Москвой? То не последняя ли была возможность для Твери выступить объединительницей русских княжеств? Тверь на Волге, на главных путях между Новгородом и всем белым светом, почему отдавать первенство Москве, городку, закинутому далеко от Волги в глухие леса?

Почему Москва, кто ворожит этому городу?

Осталось старое, испытанное средство: идти в Орду — через Орду унизить Москву. Ярость туманила разум тверского князя. Только одно он искал, как унизить Москву, не догадываясь, что Орда не захочет поставить Тверь над Москвой, ибо видит большую угрозу для себя в единении Твери и Литвы, чем в союзе Москвы с Суздалью.

Михаил послал сына Ивана к Мамаю донести, что Сары-хожа передался Дмитрию, что Дмитрий не внял ордынскому ярлыку.

Двинулся в Орду и князь Дмитрий на спор с тверским князем.

Летний путь куда как проще в Орду — по рекам на стругах. Однако по рекам, а особенно по Волге, ныне путь для Дмитрия опасен. Михаил отправил сына в Орду по Волге, тверские струги и лодии спустились к Сараю, по пути могут перехватить. Надо идти по суху. Но тут тоже выбирай и оглядывайся. Соглядатаи из Рязани доводили, что ходит промеж рязанских бояр дума, как ударить на Москву и отобрать Коломну. Доносили, что очень старается поднять рязанцев против Москвы боярин Епифаний Коряев. Олег отмалчивается, но против бояр с той поры, как потерял дружину на Кирицких холмах в сече с Мамаем, у него силы нет. Олег худого не измыслит, но если идти рязанской землей по дороге на Переяславль, а оттуда на Пронск, не осмелится ли Епифаний Коряев учинить разбой? Это его заботами царевич Махмет звал князя Ивана на размежевание в Переяславль.

Решили пройти в Орду по сухому пути, минуя рязанскую землю, дорогой не прямоезжей — той дорогой приходили на грабеж ордынцы или пробирались в Орду монахи. Дорога лежала на Бронницы, с Бронниц поворачивала на Турово, что стояло острогом на Лопасне, обороняя Москву от рязанского изгона на северном берегу Оки, в обход Лопасни шла на Серпухов, под Серпуховом бродом и резким поворотом на реку Осетр, вдоль Осетра вилась мимо Зарайска, а оттуда, склоняясь к Березуйскому оврагу, с выходом на Муравский шлях, на Дон, где впадала Непрядва, и через Куликово поле на Быструю Мечу и на Тихую Сосну, там рукой подать до Мамаевых кочевий.

Путь дальний, но путь не пугал обходами. Можно было пройти до кочевий невидимо для недругов. Пугало, как обернется дело в Орде. В Орде от ордынских сабель нет защиты.

Старик Вельяминов и митрополит напомнили Дмитрию, что князь Иван, его отец, собираясь в Орду, писал духовную, полное завещание, как перед верной гибелью. Евдокия пригорюнилась, тайком лила слезы, скрываясь от князя, но выдавали ее красные глаза и подрагивание губ, когда заходил разговор о походе в Орду.

Дмитрий не стал писать духовной. Не из суеверия, не очень-то он верил в приметы и в дурной глаз. Верил он в разум Мамая. Допреж того, как идти в Орду, долго расспрашивал митрополита и Сергия, о чем им доносят их священники и монахи, расспрашивал монахов, что приносили митрополиту и Сергию известия из Орды. В Орде по-прежнему не утихает замятия, хан идет на хана, Мамай рвется собрать всю Орду под своей рукой, спешит опередить Москву. Казалось бы, самое время обнажить Мамаю саблю и покончить с московским князем. Но разве Мамай не видит, что не ханом держится Орда? Сегодня три хана, быть может, завтра будет четыре или пять. Орда держится тем порядком, что установили прежние ханы. В Орде замятия, но Орда не распалась. Еще не распалась. Москва собрана Иваном Калитой, удержана над русскими городами Симеоном и Иваном Ивановичем, поднимается и растет под рукой Дмитрия. Убьют в Орде. Легче станет Мамаю? В Москве Дмитрий оставляет двоюродного брата Владимира Андреевича, соправителя великого владимирского княжения, во всем княжении его треть, треть Андрея Ивановича, умершего от язвы, брата отца. Женитьбой на Евдокии, на дочери Суздальца, Дмитрий соединил Москву и Суздаль. Владимиру Андреевичу просватали Елену, дочь великого князя Ольгерда. Какой союз для Мамая страшнее: союз Москвы с Суздалью или союз Литовско-русского княжества с Москвой и вплетенная в этот союз Тверь через то ж родство с Ольгердом? Князь Владимир тверд, к ханам на поклон не сдвинется, и если не Москва, то Тверь, не Тверь, так Ольгерд соберут на Орду русскую силу, обратного, хода нет, к старому возврата не будет. Унизив Москву, Мамай возвысит Тверь или Ольгерда. Имея сильного князя в Москве, Мамай знает, что не возвыситься ни Твери, ни Ольгерду, надеется, что не возвыситься и Москве. Так сохранялось равновесие, оно и защита ныне в Орде от ордынских сабель.

До Непрядвы и Дона тихой, малолюдной дорогой сопровождали Дмитрия кованая московская дружина и полтысячи стрелков из московского городового полка. Дружина и стрелки остались на северном берегу Дона, на Куликово поле перевезлась сотня ближних дружинников.

В посольстве бояре Василий Вельяминов и Андрей Кобыла, Борок перешел через Дон на один день, ему возвращаться назад оберегать Москву и князя Владимира.

Андрей Кобыла выбрал место для княжьего шатра на челе высокого холма. Рассказал Дмитрию, что назвал этот холм Красным князь Иван, что это было поле заповедной княжеской охоты до Батыева прихода, охотились здесь черниговские князья.

От града Москвы до Оки все дороги исхожены, известно каждое ноле, каждое лесное урочище. От переправы через Оку под Серпуховом и до Куликова поля князь и его бояре прошли впервые.