Генри Хаггард - Мари

Утром я увидел, что под нами расстилалась покрытая туманом долина, а на севере более густые волны тумана отмечали трассу Крокодиловой реки. Постепенно туман поднимался, показались деревья, и в конце концов он полностью растаял под лучами солнца. Пока я праздно смотрел на эту картину природы, Джил подкралась ко мне, коснулась плеча и указала рукой на отдаленную группу деревьев.

Внимательно всмотревшись в них, я заметил между ними то, что в первый момент принял за несколько белых скал. Но дальнейшее рассмотрение позволило предположить, что это парусиновые навесы фургонов. С помощью зулуса-переводчика Джил разъяснила, что это как раз те движущиеся дома аммабоона (так они называли буров), которые она видела около двух лун назад.

При этом известии мое сердце, казалось, остановилось, так как более минуты я не мог произнести ни слова. Наконец-то фургоны! Но кого я найду в них? Я позвал Ханса и приказал побыстрей собираться, объяснив, что там, очевидно, находится лагерь Марэ.

— А почему не позволить быкам сначала попастись, баас? — спросил он. — Нам нечего спешить, потому что, хоть фургоны и там, несомненно все люди давно умерли…

— Делай то, зловещее животное, — сказал я, — что тебе приказывают, вместо того, чтобы каркать о смерти! И слушай: я намерен идти сейчас пешком к лагерю, а ты следуй за мной с фургонами, причем так быстро, как сможешь.

— Нет, баас, это опасно, чтобы вы шли сами, кафры или дикие звери могут напасть на вас.

— Опасно или нет, а я немедленно иду, однако, если ты считаешь это мудрым, скажи двум зулусам, чтобы они пошли со мной.

Спустя несколько минут я уже был на дороге, сопровождаемый двумя кафрами с копьями. В юности я был хорошим бегуном, будучи крепким в ногах и легким в теле, но я не думаю, чтобы когда-либо покрывал семь миль, а таким примерно было расстояние до лагеря, за более короткое время, чем я сделал в то утро.

Я оставил быстрых зулусов так далеко позади себя, что когда я приблизился к деревьям, они остались вне поля моего зрения. Здесь я сбавил бег на шаг, чтобы отдышаться, как сказал я себе. А на самом деле я сделал это потому, что заранее ужасался от того, что смогу обнаружить там через минуту. В то время, пока я приближался, надежда, пусть слабая, еще оставалась; когда я прибуду, надежда может превратиться в вечное отчаяние.

Теперь я мог рассмотреть, что там было несколько жалких лачуг, построенных за фургонами, несомненно тех «примитивных домов», о которых писала мне Мари… Но я не видел никого, кто передвигался бы вокруг них, и никакого скота, ни единственного дымка или других признаков жизни. Несомненно, подумал я, Ханс прав. Все они уже умерли…

Моя агония неопределенности сменилась ледяным спокойствием. Наконец-то я узнал худшее. Все кончено! Все мои усилия были напрасны! Я прошел между двумя фургонами. Один из них, заметил я, был тот самый, в котором Марэ переселялся со своей дочкой, его любимый фургон, который я однажды помог оборудовать!..

Передо мною были примитивные домики, построенные из веток, обмазанные снаружи глиной, вернее, — задние их части, так как они были расположены фасадом на запад. Пока я стоял, мне почудилось, что я услышал какой-то слабый звук, как если бы кто-то тихо разговаривал. Я подкрался к самому дальнему домику и, вытирая холодный пот со лба, заглянул за угол, ибо опасался, что там могут быть дикари. Затем я увидел то, что вызывало звук. Оборванный, загорелый дочерна бородатый мужчина стоял у длинной мелкой ямы и читал молитву.

Это был Анри Марэ, хотя именно в тот момент я не узнал его, так он изменился. Множество могильных холмов вокруг него подсказали мне, что эта яма являлась могилой. Когда я смотрел на все это, показались еще двое мужчин, тянувших вдвоем тело какой-то женщины, которое, очевидно, нести им было не под силу, так как ноги волочились по земле.

По силуэту тела можно было предположить, что это была высокая молодая женщина, но черты ее лица я не мог рассмотреть из-за того, что ее волокли лицом вниз. С головы свисали длинные волосы. Темные волосы, такие же, как и у Мари… Мужчины приблизились к могиле и сбросили туда свою скорбную ношу, но я даже не мог пошевелиться. Наконец мои члены начали подчиняться мне. Я выступил вперед и глухим голосом спросил по-голландски:

— Кого вы хороните?

— Йоханну Мейер, — ответил кто-то механически, ибо мое неожиданное появление их даже не удивило.

Когда я услышал эти слова, сердце мое, остановившееся в ожидании ответа, заколотилось такими сильными ударами, что я явственно слышал их в окружающей тишине. Я посмотрел вверх. Там в дверном проеме одного из домиков, очень медленно, как бы преодолевая слабость, ведя за руку форменный скелет какого-то ребенка, показалась Мари Марэ!

Она была истощена до предела, но я не мог ошибиться, что это она, по ее глазам, этим огромным мягким глазам, которые казались неестественно большими на бледном, худом лице. Затем, бросив ребенка, она подняла вверх руки, сквозь которые солнечный свет проникал, как сквозь пергамент, и медленно упала на землю.

— Она умерла тоже, — сказал один из мужчин равнодушным голосом. — Я так и думал, что она не протянет до следующего дня.

Теперь в первый раз человек, стоявший в головах могилы, обернулся. Подняв руку, он указал на меня, в то время как и двое других также обернулись ко мне.

— Всемогущий, — сказал он, задыхаясь, — наконец я совсем сошел с ума. Смотрите!.. Там стоит привидение юного Аллана, сына английского проповедника, который жил рядом с Крадоком…

Как только я услышал этот голос, то сразу же узнал говорившего.

— О, минхеер Марэ! — воскликнул я. — Я не призрак, я Аллан собственной персоной, прибывший сюда, чтобы спасти вас…

Марэ не отвечал, он казался обезумевшим. Но один из мужчин выкрикнул, как сумасшедший:

— Как ты можешь спасти нас, юноша, если сам не готов быть съеденным? Разве ты не видишь, что мы умираем от голода?..

— У меня есть фургоны и пища, — ответил я.

— Всемогущий! Анри! — вскричал тот человек с диким хохотом. — Ты слышишь, что говорит твое английское привидение? Оно говорит, что у него есть фургоны и пища, пища!..

Тогда Марэ залился слезами и бросился мне на грудь, едва не повалив на землю. Я вырвался из его цепких объятий и бросился к Мари, лежавшей лицом вверх. Она, казалось, услышала мои шаги, Потому что глаза ее открылись и она попыталась занять сидячее положение.

— Это правда ты, Аллан, или я вижу это во сне? — прошептала она.

— Это я, это я, — ответил я, поднимая ее на руки и ощущая, что она весит не больше, чем ребенок.

Ее голова упала на мое плечо, и она тоже начала плакать. Я обернулся к мужчинам и сказал:

— Почему вы умираете от голода, когда кругом полно дичи? — и я показал на двух жирных антилоп, видневшихся среди деревьев ярдах в ста пятидесяти.