Николай Паниев - На грани жизни и смерти

Агапов взглянул на фотографии Балева и Василия.

— Встречался. Этот болгарин... у вас?

— В клетке, — самодовольно ответил Покровский.

— Что их ждет?

— К сожалению, здесь не мы определяем меру наказания. Но красные лазутчики отправятся на тот свет, это ясно, как божий день. Ими интересуются оккупационные власти. Даже важные заморские птицы.

Покровский бросил на стол снимок французского гостя. Агапов смотрел на фотографию, мучительно вспоминая, где он видел это лицо или похожее на это... Вспомнился день, когда питерские анархисты совершили провокационное нападение на «жрецов Мельпомены». Тогда похожий на этого француза иностранец, вернее тоже француз, был с большевиками. Как же, как же! Помнится, он то и дело твердил «пиф-паф», «пиф-паф». Вспомнив это, Агапов невольно произнес вслух:

— Пиф-паф.

Покровский удивленно поднял брови.

— Да, если это пиф-паф, то знаю его, — сказал Агапов.

— Встречали? — Покровский насторожился.

— В Петрограде. Тоже схватили?

— Его... француза? — Покровский, заподозрив неладное, привстал. — Кто он такой?

— Если вы схватили того, кого я встречал, то правильно сделали, — не понимая, в чем дело, сказал Агапов.

— Кто он? — взревел Покровский.

— Должно быть, коммунист. Он друг этих...

И Агапов ткнул пальцем в фотографии Балева и Василия.

Покровский дрожащими руками пытался снять телефонную трубку.

— Где он? — спросил Агапов.

Генерал наконец-то поднес телефонную трубку к уху.

— Срочно в особняк! — задыхаясь, приказал он. — Взять всех... Этого француза, офицера, всех, всех живыми или мертвыми!

Трубка упала на пол. Агапов налил .в стакан воды, подал Покровскому.

— Что случилось? Где этот француз? — опять поинтересовался он.

— Он беседует с этими, — с трудом выговорил Покровский, показывая глазами на фотографии арестованных.

Генерал как ужаленный вскочил с места, смахнул фотографии со стола и крикнул:

— Нет, они от меня не уйдут! Своими руками расстреляю, как собак...

Подручные Покровского стремглав спустились в подвал, где находились арестованные. В камере смертников они обнаружили не агентов разведки красных, а полковника Сиволапа и часового. Это произвело ошеломляющее впечатление. В камере за закрытой на тяжелый замок железной дверью сидел не кто иной, как полковник белой контрразведки — правая рука самого генерала Покровского, — бледный, взлохмаченный, с безумными глазами. Из темного угла зверем смотрел низколобый часовой — безоружный, непонятно как очутившийся здесь. Сколько продолжалась бы эта немая сцена в камере смертников, никто из присутствующих не мог сказать, если бы не появление генерала Покровского, который ворвался в камеру и, уставившись на полковника Сиволапа, рявкнул:

— Где?

Полковник Сиволап беспомощно пожал плечами. Генерал, скорый на расправу, вне себя от ярости выхватил пистолет и всадил обойму в своего бывшего помощника. Не пощадил он и забившегося в угол часового.

Увели из-под носа! Перехитрили! В этом генерал Покровский не сомневался. Но генерал Покровский не из тех, кто вроде этого несчастного Сиволапа теряет самообладание, мирится с поражением, с проигрышем... Самолично расстреляв тех, кто выпустил из клетки арестованных, Покровский нагнал страху на всех, кто был очевидцем этой жестокой расправы. Быстро овладев собой, он стал отдавать приказы, его жесткий голос не обещал подчиненным ничего хорошего.

— Капитан Сербовский, перекройте все дороги! Подполковник Батев, немедленно прочесать рыбацкий поселок! Капитан Дзодзоев, организуйте морскую погоню! Подполковник Полищук, чтобы через час, слышите, через час вся шайка красных находилась в этой самой камере, где лежит ваш друг... бывший полковник. Даю ровно час. Пеняйте на себя, подполковник Полищук. Вас может постигнуть участь вашего приятеля. Все ясно?

— Так точно, ваше превосходительство! — дрогнувшим голосом ответил тот.

— Исполняйте! — приказал генерал.

Вскоре Покровский не вошел, а вбежал в кабинет своего французского коллеги. Полковник был занят разговором по телефону. Из обрывков фраз Покровский сделал вывод, что Леман очень чем-то встревожен. Закончив разговор, француз внимательно, но каким-то опустошенным взглядом посмотрел на своего гостя.

— Вы хотите сказать, господин генерал, что нас... меня и вас провели, как щенят? — спросил Леман.

— Прежде всего вас, господин полковник, а я как ваш союзник...

— Да, мне только что сообщили, что командированный французский дипломат, не двойник, а подлинный, вернулся в посольство, обо всем рассказал, и господин посол требует немедленного ареста лже-Пикара.

— Ну для такого опытного контрразведчика, как вы, господин полковник, это будет не так уж трудно! — съязвил Покровский. — Тем более что ваш покорный слуга уже сделал соответствующие распоряжения.

Полковник расспросил о распоряжениях своего коллеги, потом стал звонить по телефону, разогнал по городу подчиненных...

— Если не в России, то во Франции я доберусь до этого... коммуниста, — пригрозил полковник.

По дороге в свой особняк Покровский тешил себя мыслью, что беглецов еще можно было схватить.

Балев, Бланше и еще двое в форме французских моряков поспешно сели в лодку. Они прощались с остающимися в Севастополе товарищами, с «певицей» — милой и храброй Машей.

Балев сказал на прощание Василию:

— Скажи товарищам в Москве, передай, пожалуйста, что болгарская «Надежда» не будет стрелять в русскую революцию!

— Точно така! — ответил его друг. — А ты, Христо, если встретишь где землячку, мою... балерину...

— Скажу, что земляки ждут ее в России, — пообещал Балев.

— Правильно! В Советской России.

Лодка отчалила. Вскоре ночную тишину нарушили долгие тревожные гудки. Лучи прожекторов с кораблей, с береговых укреплений шарили по бухте. Было ясно, что побег обнаружен и что будет погоня. Василий Захаров и его друзья поспешили скрыться, их поглотила ночная темнота.

Казалось, весь город поднят на ноги. Неистово ревели сирены, гремели выстрелы, тут и там раздавались громкие крики...

Лодке с трудом удалось прорваться сквозь заслон прожекторов. Она причалила к борту санитарного судна, над которым реяли два флага — французский и Красного Креста. Капитан судна ждал, как было условлено с месье Пикаром, лодку. Матросы спустили на воду веревочную лестницу, по которой Бланше, Балев и один из моряков поднялись на палубу. Оставшийся в лодке моряк сделал в ней пробоину, и суденышко, быстро наполнившись водой, стало идти ко дну... С новыми четырьмя пассажирами, которых срочно забинтовали и надели на них больничные халаты, санитарное судно продолжало свой путь.