Филипп Ванденберг - Проклятый манускрипт

Разгружая тюки один за другим, Афра задумчиво рассматривала различные узоры. И вдруг остановилась.

Ее удивил не зеленый цвет ткани, нет, девушку заинтересовал узор. И ее тут же захлестнули воспоминания о происшествии в Страсбурге, в доме в Братском переулке, когда на Афру напали и одурманили пропитанной чем-то тканью. Ткань была того же цвета, на ней был тот же вышитый золотом узор — перечеркнутый наискось крест. Афра хватала воздух ртом. Ей показалось, что кровь в ее жилах вскипела.

Судя по всему, Гизела не заметила ее беспокойства. Она деловито занималась своим делом. Поэтому она не обратила внимания на то, что Афра дрожала всем телом. Относя материал со странным узором в барку, Афра пыталась понять, что значит ее открытие. Мысли путались. Она колебалась между двумя вариантами: все это случайность — и Гизелу приставили к ней, чтобы вызнать тайну пергамента. С большим трудом Афре удалось сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

Когда они погрузили ткани, Джакопо повел барку по лагуне по направлению к островам. Через полмили они достигли глубоководья, и рыбак приналег на весла. Они были не единственными, кто приближался в темноте к островам. Лодочники общались между собой с помощью тихого свиста. Так они могли быть уверены, что не встретятся со стражниками, которые передвигались по лагуне на быстрых вертких лодочках. Не считая свиста, и Джакопо, и женщины молчали.

Плаванье казалось бесконечным, и Афра испугалась. Она боялась чего-то неизвестного, чумы и Гизелы, которой больше не могла доверять.

В темноте, освещаемой только слабым светом растущей луны, острова проплывали мимо них, как огромные корабли. Казалось, Джакопо найдет дорогу даже с закрытыми глазами. Он уверенно вел барку в узкое пространство между островами Святого Михаила и Святого Кристофано и наконец остановился у длинного здания с узкими окнами.

Каменные, залитые водой ступени вели к незапертым деревянным воротам. За ними находилась большая комната с низким потолком, где были сложены дерево, меха, шерсть и многочисленные ящики и бочонки. Вот здесь, сказал Джакопо, их груз будет, хотя бы поначалу, в целости и сохранности.

В Каннарегио — так назывался северный район Венеции — жили в основном ремесленники и торговцы — владельцы небольших лавок. Все знали друг друга и с недоверием относились к чужакам. Но между собой у жителей царило полное взаимопонимание, и, если кто-то запирал на ночь дом, это давало повод для подозрений и его ждало осуждение.

Обособленность жителей Каннарегио стала причиной того, что здесь почти не было чумы, в отличие от южной и восточной частей Венеции, где торговали и строили суда и число приезжих иногда превышало число венецианцев.

Ночлегом Афре и Гизеле послужил обычный сарай неподалеку от склада. Хозяин сдавал внаем на первом этаже своего прогнившего жилища ложа из соломы, которая, судя по запаху, была позапрошлогоднего урожая. Мало того, женщинам пришлось делить ложе с большой семьей из Триеста, вынужденной оставаться здесь, потому что уже три недели они не могли выехать из города.

Хотя обстановка была более чем неприятной, Афру это не смущало. Перспектива провести ночь в комнате наедине с Гизелой волновала бы ее гораздо больше. Девушка чувствовала, что за ней наблюдают, и не знала, как себя вести.

Сказать Гизеле правду в лицо показалось Афре слишком рискованным. Она была не уверена в том, как отреагирует Гизела, если она скажет ей, что разгадала ее двойную игру. Пока Кухлерша не сомневалась в том, что Афра ничего не подозревает о ее махинациях, девушка была в безопасности.

На следующее утро Афра и Гизела договорились, что каждая будет заниматься своим делом. Отношения между ними заметно охладились, поэтому Гизеле не представлялось возможным поинтересоваться планами Афры.

Где следовало искать Гереона Мельбрюге? Венеция — один из крупнейших городов мира, тут живет больше людей, чем в Милане, Генуе и Флоренции вместе взятых. Общеизвестный поиск иголки в стоге сена мог оказаться проще, чем поиск купца Гереона Мельбрюге из Страсбурга.

Афра вообще сомневалась в том, что Гереону удалось попасть в Венецию. Потому что без такого помощника, как Джакопо, знавшего лагуну как свои пять пальцев, попасть с материка на острова было практически невозможно. Повсюду, насколько хватало глаз, море патрулировали быстрые лодки стражников. И если купцы отказывались подчиняться, стражники стреляли в чужие суда огнем и топили их вместе с грузом и командой.

Почти пятьдесят лет назад «черная смерть» скосила практически половину населения Венеции. Суда из далеких стран привозили с собой тысячи крыс, а с ними — чуму. В узких переулках Венеции было множество картин и алтарей, изображавших тысячи погибших от «черной смерти».

Венецианцы думали, что благочестивые молитвы Рохусу и Борромео, окуривание какими-то травами и принятие мер предосторожности при разгрузке судов избавят их от чумы раз и навсегда. Но вдруг, спустя полвека, когда город уже чувствовал себя в безопасности, появились люди со вздувшимися шеями, с бубонами и карбункулами на лице и всем теле. Сегодня они встречались на улицах, а завтра уже лежали мертвые.

Pestilenza! Со скоростью ветра распространялся крик по Венеции. В опустевших переулках звучало гулкое эхо, словно неведомый сторож возвещал о наступлении Страшного суда.

Афра сама не могла бы сказать, что за черт дернул ее отправиться в закрытый город. А теперь она бесцельно бродила по задымленным переулкам. Окуриванием тайными травами, в это ужасное время стоившими баснословные деньги, венецианцы пытались изгнать «черную смерть».

Эта процедура приносила результаты, но незначительные. Потому что чем ближе Афра подходила к Риальто, той части города, где жили богатые купцы и торговцы, тем больше мужчин и женщин, даже детей на руках у матерей неподвижно лежали на улицах, широко раскрыв глаза и рты, но были еще живы.

Врач в длинном черном плаще, с воротником выше головы, в широкополой шляпе на голове, скрыв лицо за птичьей маской, чтобы к нему не подходили слишком близко, перемещался от одного к другому, проверяя наличие признаков жизни. Если он замечал какое-либо движение, медик вынимал бутылочку и капал немного в открытый рот. Если же признаков жизни не было, он рисовал на мостовой крест мелом.

Это был знак для becamotti, могильщиков, бравшихся за дело только в совершенном опьянении. Чтобы найти людей на эту работу, городской совет выдавал каждому могильщику столько водки, сколько тот мог выпить. Они брели, держась за дышла своих повозок, по переулкам, погружали мертвецов на повозку и отвозили к ближайшему костру.

Костры, состоящие из человеческих факелов, горели на всех площадях. Было видно, как выпрямлялись тела под действием огня, словно сопротивляясь своей ужасной участи. Афра видела старика с тлеющей бородой и детей, обугленных, как пни. И она побежала прочь от страшной картины. Ей было противно, и она закрыла руками лицо. Так пересекла девушка несколько мостов, под которыми проплывали суда с трупами.