Джек Хиггинс - На родине предков

Клей отвязал черного жеребца и вскочил в седло. У него за спиной загромыхали копыта, и из-за угла дома выскочил всадник с саблей наготове. Он было занес ее для удара, и тут на лице его появилось изумленное выражение, и он опустил свое оружие.

Это был Вейл, молодой капитан, с которым Клей познакомился на приеме у сэра Джорджа. Клей пустил свою лошадь вперед и ударил его по руке, державшей саблю, дулом кольта. Вейл вскрикнул от боли, а Клей вырвал саблю и прокричал:

– Простите, Вейл, сейчас я не могу останавливаться для объяснений!

Он снова сунул кольт за пояс и погнал жеребца через сад, размахивая саблей, зажатой в правой руке. Какой-то человек, до этого бежавший между деревьями слева от него, хватался пальцами за землю, поскользнувшись на мокрой траве. У него за спиной прогромыхал кавалерист, с саблей, занесенной для удара. Клей боком направил на него жеребца. Он успел бросить взгляд на испуганное лицо под козырьком кивера, прежде чем обрушил на него рукоятку сабли так, что кавалерист вывалился из седла.

Убегавший схватил за уздечку оставшуюся без седока лошадь, а Клей, дав ему шанс, поскакал дальше. Когда он преодолел последний склон и выехал из яблоневого сада к бреши в стене, навстречу ему из-за деревьев слева выскочил на скакуне молодой лейтенант.

«Сколько раз я это делал? – подумал Клей. – Сколько раз на протяжении долгих горьких лет?» Он снова замахнулся саблей со сноровкой закаленного в сражениях ветерана и стал ждать, исполненный мрачной решимости. Лейтенант был совсем юный, почти мальчик, с тонкими усиками на верхней губе, и это было все, о чем он пока мечтал.

В конце концов Клей сжалился над ним. Он отклонился в седле, избегая неумелого колющего удара, нацеленного в голову, и выбил оружие из руки парня. Его рука замахнулась для того ужасного рубящего удара, от которого нет защиты и от которого конечности отлетают, словно ветви, отсеченные кривым садовым ножом. В последний момент он перехватил саблю и плашмя ударил парня по плечам, выбив его из седла.

Клей бросил саблю под дождь и погнал жеребца между деревьями к вересковой пустоши. Дождь усилился, когда он галопом помчался по тропе в направлении Клермонта.

Было очевидно, что ему никак нельзя возвращаться в деревню. Оставалось только одно место, где он мог надежно укрыться, – у Роганов, но для начала ему требовались одежда и деньги. Как он и ожидал, во дворе Клермонта не было никаких признаков жизни. Должно было пройти какое-то время, прежде чем Вейл и его люди приедут, разыскивая его. Он спешился и забежал в дом.

В своих запасных сапогах для верховой езды, лежавших на дне кожаного дорожного сундука, он припрятал сто золотых соверенов. Заходя в спальню, он истово молился о том, чтобы люди Берка их не обнаружили. Сапоги по-прежнему лежали на дне сундука, и, когда он приподнял по очереди один, потом другой, кожаный кошелек упал на пол.

Он надел суконное пальто для верховой езды, первое, что попалось под руку, нашел запасную шляпу и быстро сошел вниз. У него опять начала кружиться голова, а еще он почувствовал идущую из глубины, обжигающую боль в левой руке. Он нашел в шкафу бутылку бренди, сделал большой глоток, и спиртное обожгло его внутренности.

Когда он снова взобрался на жеребца, ему немного полегчало, и он погнал животное между деревьев и остановился на краю вересковой пустоши.

Вдалеке под дождем поднимался черный столб дыма, идущего из Драмор-Хаус, но он недолго наблюдал за ним. Вместо этого он посмотрел вниз, на раскинувшийся в лощине Клермонт, и на какой-то момент грусть охватила его. Он понял, что, вероятно, в последний раз видит это место. Он развернул жеребца и под дождем галопом помчался к Скрытой лощине.

Часовой не выехал из-за буковых деревьев, чтобы окликнуть его, когда он добрался до верха лощины, и пустил жеребца вниз по крутому травянистому склону в направлении фермы. Он пересек впадину на дне, взобрался на тропу и галопом промчался мимо огороженного пастбища.

Дождь лил нещадно, серая завеса значительно ухудшала видимость. Когда Клей остановился у дома, дверь открылась и оттуда вышел Катал с карабином в руках.

С выражением огромного облегчения на лице он опустил оружие и сказал:

– Слава Богу, полковник! Когда я смотрел, как вы подъезжаете, я не знал наверняка, кто это. Мы здесь все сидим как на иголках.

– У вас есть на то веские причины, – мрачно ответил ему Клей. – Кавалерия прибыла сразу после того, как вы с Мартином уехали. Я едва ноги унес.

Катал рассудительно кивнул:

– Мы уже отъехали на порядочное расстояние, когда услышали стрельбу. Мы догадались, что произошло. – Он ухватился за уздечку и потянул лошадь Клея в конюшню. – Лучше оставьте ее под седлом, полковник. Неизвестно, как скоро нам придется отсюда выбираться.

Клей спешился и завел жеребца в стойло рядом с еще двумя оседланными лошадьми, позаботился о том, чтобы у него было достаточно сена, и следом за Каталом направился к дому.

Ужасный, душераздирающий женский вой встретил их в передней, и Катал на какой-то момент задержал его у двери в кухню.

– Слышите – это моя мать, полковник, – сказал он. – Отец передумал оставлять Дэнниса в драморской церкви и привез гроб домой в двуколке.

– Ты рассказал им про Кевина? – спросил Клей.

Катал кивнул, в его молодых глазах застыла боль.

– Так было лучше всего, полковник, – пока они переживали одно горе, рассказать им про другое. – Он открыл дверь и первым зашел внутрь.

Гроб стоял на столе, с каждого его конца горело по свече в бронзовой подставке. Миссис Роган в темном платке сидела возле него и бусинки четок пощелкивали у нее между пальцев, когда она всхлипывала.

Шон Роган сидел в кресле у огня, уставившись в пламя отсутствующим взглядом. Шотландская борзая распласталась у его ног, и, когда Клей двинулся вперед, глаза ее открылись и она угрожающе, глухо зарычала.

Шон Роган повернул голову, его лицо было невероятно изможденным, глаза подернуты влагой. Он показал рукой на пустующий стул и сказал сухим, бесстрастным голосом:

– Садитесь, полковник. Приятно видеть друзей в минуты скорби.

Катал достал бутылку виски, два стакана, и старик молча предложил Клею выпить, как того требовал обычай. Клей осушил свой до дна.

– Наверное, мало проку пытаться рассказать вам, что я сейчас испытываю.

– Я знаю – вы друг, – ответил ему Шон Роган. – Вы были одним из наших с самого начала. Мой сын погиб там, в большом доме?

– Он захватил с собой сэра Джорджа Гамильтона.

– А сам дом?

– Прах и тлен.

Женщина позади них негромко застонала, а Шон Роган задумчиво уставился в огонь. Он вздохнул, и казалось, вздох этот исторгнут из самых глубин его естества.