Джек Хиггинс - На родине предков

– Джошуа, я всегда говорил: в том, что касается еды, ты – просто кудесник.

Джошуа принял похвалу как вполне заслуженную награду:

– Это верно, полковник, да только первым это сказал ваш батюшка. Вот почему он держался за меня, когда растерял все остальное в те лихие предвоенные годы, после кончины вашей матушки. Он всегда говорил, что пропал бы без меня.

– Так же как и я, – заверил его Клей.

Джошуа, похоже, не видел необходимости оспаривать это заявление, а потому принялся вытирать со стола, в то время как Клей вернулся на свое место у очага и блаженно вытянулся.

Он потягивал бренди и смотрел в огонь, уставший за этот день так, как давно уже не уставал. Постепенно веки его сомкнулись, голова наклонилась вперед. Он сделал глубокий вдох, с усилием встал на ноги и зевнул:

– День выдался долгий. Пожалуй, я сегодня лягу пораньше. Завтра дел будет по горло.

– Я подам вам кофе в семь, – пообещал Джошуа, и Клей кивнул, взял одну из ламп и вышел на лестницу.

В спальне было холодно. Он поставил лампу на маленький стол возле кровати и открыл окно. Дождь прекратился, и темнота наполнялась благоуханием, когда легкий ветерок поднимался от деревьев, росших с другой стороны двора. Клей вдохнул полной грудью, упиваясь ароматом сырой земли. Потом усталость снова одолела его, и у него едва хватило сил снять одежду и забраться в постель. Он задул лампу, и темнота тут же радушно приняла его в свои объятия.

Клей не сразу понял, что проснулся. Сначала он просто осознал себя лежащим, а лунный свет мягко проникал в окна матовыми белыми пальцами.

Какое-то время он лежал, уставившись в потолок и спрашивая себя, что стало причиной его пробуждения, и с удивлением обнаружил, что больше не чувствует усталости.

Потянувшись к маленькому столику возле кровати, он взял золотые часы с крышкой. Было около двух, и это означало, что проспал он не более пяти часов. Лунный свет померк на глазах. Клей отбросил покрывало и тихонько прошел через комнату к окну.

Это была божественная ночь, вся земля дышала свежестью после дождя. Кожа покрылась мурашками от волнения, легкий, неутомимый ветерок обдувал обнаженное тело. Было тихо, лишь откуда-то с дальних полей доносился собачий лай. Потом завеса облаков соскользнула с луны, и резкий белый свет залил местность. Небо показалось неправдоподобно красивым, со звездами, тянущимися к горизонту, где холмы томно вздымались им навстречу.

В этот момент он уловил какой-то звук, гулкое постукивание, показавшееся знакомым. Когда он высунулся из окна, всадник, четко видимый на фоне неба, появился из-за деревьев позади двора и галопом проскакал по краю лощины, от которой начинались болота.

Седок так резко осадил свою лошадь, что она встала на дыбы. На короткий миг лошадь и всадник застыли абсолютно неподвижно, подобные статуе. Клей вгляделся в них и внезапно понял, что за ним тоже наблюдают. Когда он отпрянул назад, разнесся веселый, задорный смех, а лошадь фыркнула, устремилась вперед так, будто ее пришпорили, и исчезла за краем лощины.

Клей торопливо одевался, чувствуя, как холодная ясность вливается в сознание, растворяя последние образы сна. В Клермонте было уже слишком много тайн; эту он решил разгадать. Он бесшумно спустился вниз с сапогами в руке и задержался в кухне, чтобы надеть их. В следующий момент он уже шел через двор к конюшне.

Он открыл дверь, чтобы внутрь лился лунный свет, и, пока шел сквозь темноту к черной кобыле, она издала негромкое ржание, как будто ждала его. Он отыскал седло и уздечку, висевшие у стойла. Английской выделки, они были легче, чем те, к которым он привык, но это не помешало быстро вывести животное из стойла и оседлать его.

Когда он затягивал подпругу, за спиной заскрипели ботинки. Там стоял Джошуа с величайшей укоризной на лице.

– Вот ведь полуночник, черт тебя побери, – сказал ему Клей.

Джошуа вздохнул:

– Это ваше дело, чем вы занимаетесь по ночам, полковник, но, учитывая то, что уже произошло, вы окажете, мне услугу, если возьмете вот это. – Он протянул ремень, на котором висел кольт «драгун» в черной кожаной кобуре.

Клей взял ремень и застегнул его на талии:

– Лишь бы ты успокоился. Ей-богу, суматохи от тебя больше, чем от старой бабы. – Он вскочил в седло. – А теперь возвращайся в кровать – это приказ. – Он щелкнул языком, и, прежде чем Джошуа успел ответить, кобыла нырнула в дверь конюшни и двинулась через двор.

Доехав до края лощины, Клей помедлил и огляделся по сторонам. Вдалеке все так же лаяла собака, звук этот почему-то напомнил ему те жаркие летние ночи в Джорджии, когда, будучи мальчишкой, он часто не мог уснуть, мечтая как раз о таком приключении.

Он пустил кобылу кентером, а когда они выехали на участок с упругим торфом, перешел на галоп. Это было пьянящее ощущение: он низко пригнулся к шее лошади, и ветер холодил лицо. Они, должно быть, преодолели с добрую милю, когда он начал сдерживать лошадь и остановился возле купы деревьев. Клей склонился и нежно погладил кобылу по ушам.

– Ты красавица! – ласково сказал он. – Ты маленькая красавица! – И кобыла встряхнула головой и закатила глаза, как будто поняла, что он сказал, и ей это понравилось.

Где-то поблизости заржала лошадь. И когда кобыла ответила, он поспешно свернул в заросли и спешился. Ярдах в двадцати – тридцати от него из-за небольшой возвышенности показалось несколько всадников. Они остановились, и стало слышно, как один отчетливо произнес:

– Говорю вам, это была лошадь, и недалеко отсюда.

Клей положил ладонь на морду кобылы и подождал. Один из людей рассмеялся:

– Ты сегодня ночью пугливый, Патрик, вот в чем дело. О чем тут волноваться, когда Берк и его люди поджидают на северной окраине поместья браконьеров, которые так никогда и не появятся?

Они двинулись вперед. И цепочка вьючных животных двинулась следом за ними из-за возвышенности. Клей подождал, пока они скрылись за горизонтом в четверти мили от него, прежде чем отправиться вслед.

Когда он въехал на возвышенность, сильный ветер подул в лицо и он почувствовал соленый привкус на губах, поняв, что наверняка находится совсем рядом с морем. Цепочка лошадей пропала из виду, и он помедлил, осматривая местность.

Вересковая пустошь ясно просматривалась в ярком лунном свете, но ее прорезала скрытая тенью узкая лощина, и он подумал, что они отправились этой дорогой. Клей снова тронулся и резко осадил лошадь, когда камень загремел где-то у него за спиной. Он повернулся в седле, но там никого не было.

Подождав какое-то время, но не уловив никаких шевелений, он пожал плечами и пустил кобылу вниз по склону, по заглушавшему удары копыт торфу, и въехал в лощину.

Хорошо различимая тропа тянулась вперед, и он пустил свою лошадь легким галопом, обшаривая глазами темноту. Через десять минут тропа стала круто забирать вниз, и он остановился. Где-то внизу море плескалось о скалы и звучали голоса.