Коре Холт - Тризна по женщине

В дальнем конце стола затеяли игру в ножи — это древняя игра. Один человек всаживает нож в дерево, другой, ухватившись зубами за лезвие, старается его вытащить. Это не так-то просто. Можно порезать язык, и, даже если нож удастся вытащить, победитель почти всегда поранит себе уголки губ. Многие пробуют вытащить нож. Подзуживают и Хаке. Я замечаю, что он очень осторожен, не поддается азарту, прикусив лезвие с тупого края, он старается держать губы раскрытыми, ему не удается вытащить нож, и, отходя от стола, он бросает несколько безразличных слов. Теперь все громко зовут Лодина.

Лодину легче: у него нет губ, и он не может их порезать, не то что другие. Он становится перед столом на колени. Нож торчит в ножке стола. Сжав сталь зубами, Лодин начинает раскачивать нож. Наверно, у него недостаточно крепкие зубы, нож не поддается.

Хватка Лодина ослабевает, нож скользит по десне, течет кровь, Лодин с криком вскакивает с колен.

— Ты проиграл, — холодно говорит Хеминг.

Лодин вытирает кровь и ухмыляется.

— Что же твое колдовство не помогло тебе вытащить нож? — спрашивает Хеминг.

Он показывает на нож и смеется. Вместе с ним смеются многие. Королева набирает в пригоршню мяса и бросает его на стол.

— Лей больше жира! — кричит она.

Возможно, этот возбужденный крик королевы спас Хеминга, Лодин уже нацелился ему между глаз. Теперь на колени опускается Арлетта. Она некрасива. И она — помощница смерти: в тот день, когда королеву положат в курган, Арлетта убьет одного или несколько человек, которых королева выберет себе в провожатые. Арлетта сильна и бесстрашна.

Одна грудь у нее обнажилась и висит, касаясь грязного земляного пола. Арлетта вцепилась зубами в сталь, извиваясь, она раскачивает и гнет нож. Хеминг берет чашку с жиром и роняет одну каплю горячего жира ей на грудь. Арлетта отшатывается.

Лезвие ножа выходит из дерева.

Арлетта встает, держа нож между зубами. Из губ у нее сочится кровь.

Хеминг поднимает ее руку.

— Ты победила! Ты победила!

Лодин безмолвствует. Королева кричит надтреснутым голосом со своего конца стола:

— Лей больше жира!

Лодин вскакивает на лавку, и, когда мимо него проносят чашку с жиром, он плюет в нее огнем. Это колдовство. Жир загорается, никто не может объяснить, как это получилось. Рабыня, державшая чашку в руках, с криком роняет ее, бусинки жира гаснут, сверкнув на мгновение. Кто-то хлопает в ладоши. Лодин вернул себе то, что он потерял, не сумев выдернуть нож.

Неожиданно на старую Отту накатывает волна злобы. Она выпила несколько лишних кружек меду и теперь еле держится на ногах.

— Эта похлебка из собачины! — кричит она из своего темного угла.

Отта тоже скоро умрет. Она в этом не сомневается. Перед смертью королева прикажет своей самой старой и слабой рабыне последовать за ней. Отта мечтает об этом. Она боится лишь одного: как бы ей перед смертью обманом не подсунули похлебку из собачьего мяса. Хаке закатывает ей оплеуху.

— Вечно одно и то же, — устало говорит он.

Я не свожу глаз с Хаке: ястребник — опасный человек.

Праздник в самом разгаре, сейчас произойдет то, чего все ждут. Приносят и зажигают факелы. Их втыкают в земляной пол на небольшом расстоянии друг от друга. Между факелами кидают серебряные украшения. Гюрд и Одни получили приказ от королевы. Обе молоды и красивы. Они послушно раздеваются, снимая с себя все до последней нитки. Им предстоит проползти между факелами и подобрать украшения. Для этого требуется изрядная ловкость. Нельзя слишком приближаться к огню — могут вспыхнуть волосы. Женщины ползут на коленях, извиваются, отвернув лицо от одного факела, они чересчур приближаются к другому. Я наблюдаю за королевой — в глазах у нее жадная радость, но смотрит она не на ползающих женщин, а на мужчин, которые пожирают их глазами.

Все в порядке.

Одни и Гюрд подобрали все украшения.

Они встают.

— Одевайтесь! — кричит королева.

И повышает голос:

— Нынче ночью никто из вас не коснется этих женщин даже пальцем!… Она машет рукой, и слуги подносят факелы к ней поближе. Теперь ее хорошо видно всем.

Она встает.

В пиршественном покое становится очень тихо — кто был пьян, сразу протрезвели, кого переполняла радость, теперь душит страх.

Королева выжидает, переводя взгляд с одного лица на другое. Потом говорит:

— Королева Усеберга приняла решение. Меня похоронят так, как не хоронили еще ни одного конунга. Двенадцать человек последуют за мною в курган!

Она садится и переводит дух.

И снова встает. Манит к себе Хеминга.

— Проводи меня! — приказывает она.

Обняв за талию, он поддерживает ее, и они вместе покидают покой. Все склоняются перед Асой, королевой Усеберга.

Королева Усеберга сидит на постели в своей скромной опочивальне. Хеминг стоит перед нею. Они в таком далеком прошлом, что от времени оба кажутся мне прозрачными — она стара, он молод и непокорен.

— Я хочу, чтобы ты жил, — говорит королева. — Ты сын человека, которого я когда-то любила, это неважно, что я желала ему смерти и в конце концов лишила жизни. Я знаю, ты любишь Одни. Она красивая женщина. Я не отниму ее у тебя.

Он кивает в знак благодарности.

— Но за это ты мне заплатишь дорогой ценой. — Теперь королева говорит медленно и несколько раз прижимает руку к груди, словно боясь, что сейчас сердце стукнет в последний раз. — Слышишь, дорогой ценой. Ни тебя, ни ее не будет в числе той дюжины, что последует за мною в курган. Имена тех я назову тебе потом. Но я потребую не только эти двенадцать жизней, ясно тебе? Моя жизнь кончена. Я смотрела Одину в глаза и не видела в них ничего, кроме пустоты. Я встретила человека, вынудившего меня к покорности, это был мой супруг, которого я убила. Но что все они дали мне, что у меня осталось? У меня есть сын, он скоро вернется из похода. Этот человек, лишенный мужества, он пошел в отца, а не в мать! Что еще даст мне жизнь, когда я буду лежать в земле? Конечно, им захочется плясать от радости на моем кургане. Но я позабочусь, чтобы после моей смерти не было никаких плясок! И ты поможешь мне… или умрешь.

Он слушал ее с опущенной головой. Теперь он поднимает голову.

— Ты мне поможешь или умрешь. Той же ночью, когда меня и еще дюжину человек положат в курган, оставшиеся в живых начнут пить и веселиться, чтобы забыть случившееся и прогнать страх, как бы я не вышла из кургана и не явилась к ним снова. И той же ночью ты насыплешь вокруг дома конопли. Потом подопри бревнами все двери. Гвоздями не заколачивай, это могут услышать. Выбери бревна потолще, чтобы они выдержали напор, когда люди станут высаживать двери. И подожги дом!

Сразу не убегай. Выжди и руби каждого, кому удастся выбраться наружу. Пусть все сгорит дотла. Подожги также конюшню и хлев, ходи от дома к дому по всей усадьбе и поджигай. Пусть Усеберг сгорит дотла!