Крис Хамфрис - Дракула. Последняя исповедь

Женщина глубоко вздохнула, наполнив легкие воздухом, а сердце — внезапно зародившейся надеждой, и знаком показала Кристо, что он может открыть дверь. Старик начал отодвигать засовы, поднял огромную тяжелую щеколду, потом, собравшись с силами, надавил на дверь. Она открылась тяжело, потому что была завалена снегом.

Кристо протянул Илоне горящий факел, но в нем не было никакой необходимости. Полная луна вынырнула из-за тяжелых снежных облаков, висела прямо над ними и хорошо освещала всю округу.

Илона чуть приподняла рясу, нетерпеливо перешагнула через ком снега и подошла к Стойке. Тот поклонился ей, отошел в сторону и указал на ослика, который стоял невдалеке, утопая в снегу едва ли не по самые уши. Сердце женщины бешено забилось, едва она подумала, что могла бы не прийти сюда ночью. Монахиня увидела, что к ослику привязаны все те вещи, которые необходимы для долгой дороги. Да, конечно, у слуги ее князя была насущная, неотложная необходимость прийти сюда.

Потом Илона заметила на спине ослика и еще кое-что. Это был длинный сверток, обмотанный тканью и кожей.

Она сделала шаг, остановилась и прошептала:

— Что?.. Что это?

Стойка прошел мимо нее, откинул край обледеневшей холщовой тряпки. Илона увидела босые ноги, посиневшие, безжизненные, окоченевшие. Перед воротами стояло большое деревянное корыто. Вода в нем покрылась льдом. Женщина села прямо на него. Лед треснул, но выдержал.

— Это он? — негромко спросила она, не поднимая головы, потом вспомнила, что Стойка не может говорить, и взглянула на него.

Он кивнул один раз.

— И он просил… — Илона в волнении проглотила слюну. — Он и в самом деле хотел, чтобы я обмыла и предала земле его тело?

Стойка снова кивнул.

Только теперь она осознала, что ее желание осуществилось, пусть даже таким образом. Ее князь снова нуждался в ней.

— Что ж, я сделаю то, что должна, — сказала монахиня, вытерла слезы и поднялась.

Когда она встала, суставы хрустнули. Женщина почувствовала боль, но не обратила на это никакого внимания и кивнула Стойке, приглашая его пройти в ворота и провезти свою ношу. Он предупреждающе поднял руку, снова указал на ослика, потом подвел ее ближе и опять приподнял край покрывала.

Сначала она увидела руку, левую, ту самую, на которой у него оставалось только четыре пальца. На ней Влад носил перстень Дракона, и ее, конечно же, отрезали именно для того, чтобы снять украшение. Второе открытие оказалось еще страшнее, потому что оно лишило Илону надежды поцеловать Влада в губы перед погребением, пусть даже холодные, неподвижные. У мертвого Дракулы отсутствовала голова. На шее запеклась кровь. Ее было очень много.

— Моя любовь. — Монахиня всхлипнула, положила руку ему на плечо и прикоснулась к шраму, который, как ей казалось, она помнила.

Стойка взял осла под уздцы и ввел его во двор монастыря вместе со страшной ношей.

Теперь она осталась с ним наедине. Стойка ушел так же неожиданно, как и появился, вместе со своим осликом. Монахини узнали о том, что к ним доставили тело человека, который прежде имел какое-то отношение к сестре Василике, и предложили ей свою помощь.

Илона позволила им вскипятить воду в огромном чане, принести его в пустую келью, которая располагалась рядом с поварней, и разорвать несколько простыней на сотню полосок, а потом отослала их прочь. Она так долго мечтала о том, чтобы снова побыть с ним наедине. Теперь у нее появилась такая возможность.

Тело Влада было прежним, но неподвижным и холодным, скованным морозом и смертью. С тех пор как Илона обнимала его в последний раз, прошло пятнадцать лет, и она хорошо знала, как сама изменилась за эти годы. На нем виднелись шрамы, старые, которые Илона помнила, не раз проводила по ним пальцем или скользила языком, и новые, появившиеся уже после того, как они расстались. Жизнь, проведенная в борьбе, в сражениях, оставила отпечатки на его теле. Теперь она закончилась.

Влад лежал, изогнувшись как тот самый лук, из которого он так мастерски стрелял. Смерть навеки оставила его в той позе, в которой он находился, когда осел вез его сюда, и монахиня вынуждена была положить тело на бок. Она обмакнула первую тряпицу в теплую воду, прикоснулась к его окровавленной коже и тихо запела. В Эдирне Илона выучила тысячу различных песен, приятных уху мужчины, но эту узнала не там. Это была дойна из ее детства, из той деревни, где она родилась, народная, жалобная, убаюкивающая.

Не замечая, как течет время, Илона неторопливо, старательно обмывала ноги возлюбленного, от кончиков пальцев поднимаясь к коленям и выше. Она пела и плакала, плакала и снова пела тягучую, хватающую за душу валашскую дойну. Избранная девушка вспоминала день, когда в Эдирне купали ее, а потом Влад похитил наложницу Мехмета.

Поворачивать тело ей было очень тяжело, но Илона, несмотря на возраст и болезни, была все еще достаточно сильной. Когда вся кровь была смыта, вода в чане стала густо-розовой. Женщина начала соединять куски кожи, скрепляя их ниткой, насколько это было возможно. Шею она прикрыла куском полотна и закрепила его на плечах Влада. Потом Илона взяла масло, ароматизированное бергамотом и шалфеем, и натирала тело до тех пор, пока оно не заблестело в блеклом свете свечей. Когда-то Дракула был помазан на царствие, теперь же она помазала его вновь, на вечный сон.

Монахиня уже очень устала, когда наступило утро и блеклый дневной свет, струящийся в окно, упал на тело возлюбленного. Ей оставалось сделать последнее усилие. Она взяла чистую простыню, с трудом завернула в нее Влада, завязала концы толстой веревкой, как бы запечатав его внутри смертного савана, отошла от стола и стала растирать себе спину. Теперь Илона могла себе это позволить. За дверью она слышала приглушенный гул голосов и поняла, что не отказалась бы принять помощь.

— Входите, — позвала монахинь сестра Василика.

Покойного выносили из монастыря через те же ворота, в которые его ввезли ночью на осле. Монахини пели молитвы. Илона шла впереди. Шесть молодых девушек, посильнее других, несли за ней ее князя, завернутого в саван. Остальные послушницы следовали за ними.

В конце тропки, у самого подножия холма росло одинокое дерево. Рядом с ним стояли садовник и конюхи, присматривающие за лошадьми, но не имеющие права входить в сам монастырь. В руках они держали лопаты, которыми уже расчистили снег, и теперь жгли костер на открывшемся клочке земли, чтобы прогреть его. По счастью, зима пришла поздно, хотя и очень неожиданно, так что земля промерзла только на поверхности.

Когда костер потушили и на его месте вырыли могилу, Илона заметила, что она оказалась несколько длиннее, чем нужно. Влад и при жизни был далеко не самым высоким мужчиной, а теперь…