Крис Хамфрис - Дракула. Последняя исповедь

Сердце Дракулы отчаянно колотилось. Он закрыл глаза, сумел взять себя в руки и снова посмотрел на этого человека. Тот уже надел капюшон, лицо скрылось, но Влад хорошо понял, что именно он увидел. Это были глаза его отца, точно такие же, как и у него самого, зеленые глаза Дракулести.

Иногда отец являлся сыну. Он видел его бессонными ночами во время никогда не прекращающейся войны, в полубреду, когда бывал ранен и испытывал сильнейшую боль, которую лекари заглушали травяными настойками. Иногда Влад даже беседовал с отцом, например в своей камере в Токате, но он никогда до этого самого момента не видел Дьявола, если был не один.

Илья все еще поддерживал его. Он что-то негромко сказал, и Дракула снова взглянул на испуганные, встревоженные лица пастухов.

Он глубоко вздохнул, окончательно убедился в том, что смотрит именно на живых людей, а не на призраков, потом сказал:

— Приветствую вас, почтеннейшие. С чем пожаловали? Что желаете от меня?

Два пастуха, которые стояли впереди, шагнули к князю, опустились на колени, приложились губами к его кольцу, потом склонились и прикоснулись лбами к туфлям. Человек в капюшоне не шелохнулся.

— Мы пришли не просить, — сказал один из пастухов, в речи которого слышался гортанный акцент, характерный для здешних мест. — Мы хотим предложить тебе спасение.

— Но для этого у меня имеется духовник, — ответил Влад. — Хотя он и отстал где-то по пути.

— Воевода, мы пришли спасать твое тело, а не душу, — ответил второй пастух таким же своеобразным голосом. — Мы выведем тебя из замка тем самым путем, каким пришли сюда. Эта тропка известна только нам. Она тянется из пещеры, которая находится под замком, к самой реке.

Влад проглотил слюну. Он старался смотреть только на двух пастухов, а не на молчаливого человека, державшегося за их спинами.

— Я хорошо знаю эти горы. Там нет никакой тропки.

Пастух облизнул губы, взглянул на своего родича.

— Князь, прости мою дерзость. Я противоречу тебе, но тропка есть. Ты можешь нам довериться. Мы проводим тебя вниз. Там приготовлены двенадцать лошадей. Другие проводники доставят тебя в Фагарас. Там ты будешь в безопасности.

— Но я в безопасности здесь.

— Скорее всего, это продлится недолго.

— Но мне и не нужно долго. Корвин скоро придет сюда. Вы что-то знаете? — Влад заметил взгляд, которым обменялись крестьяне.

— Ничего такого определенного, князь, — пробормотал первый пастух. — Мы только слышали, что он вряд ли придет.

— Нет, это не так, — произнес Влад достаточно громко для того, чтобы его слышали в других комнатах.

— Дай бог, чтоб вышло по-твоему, мой господин, — произнес второй довольно спокойно. — Но мы можем вывести тебя отсюда сегодня ночью. Потому что утром… — Он пожал плечами и взглянул в бойницу.

— Но это же очень опасно для вас, не так ли? Почему вы рискуете?

— Потому что мы всегда любили твою семью, князь. А еще…

— Что еще?

— Твоя семья любила нас. Твой отец, князь, даровал нам право распоряжаться десятью холмами в округе, пасти там летом наши стада. Он… умер, не успев узаконить свой дар, а теперь жупан Туркул требует вернуть эти места, словно они никогда и не были обещаны нам. Если бы ты, князь… — Он выразительно взглянул на кольцо Влада, на котором виднелась печать. — Тогда мы…

Его обещание повисло в воздухе.

Влад обернулся и взглянул на бесчисленные огни турецкого лагеря, на вершины холмов, скрытые за деревьями, прислушался к несмолкающему стуку топоров. Дракула почувствовал, что готов, выхватил кинжал, в три шага пересек комнату, схватил человека, одетого в монашескую рясу, сорвал с него капюшон и поднял клинок.

Елизавета приподнялась на кровати и пронзительно закричала. Пастухи бросились вперед, но Илья преградил им путь, поднял меч, и они остановились. Все неотрывно смотрели на Дракулу и на молодого человека, который преклонил колени перед князем и зарыдал.

Илья и Елизавета затаили дыхание.

— Кто ты? — шепотом спросил Влад.

Один из пастухов попытался приблизиться, но вспомнил об Илье и остановился.

— Князь, это твой сын, — проговорил он.

Елизавета вскрикнула, соскочила с кровати и пристально посмотрела на молодого человека. Юноша, закрывший было глаза в ожидании неминуемого удара, услышал, как смягчился голос Дракулы, и взглянул на него.

— Кто была его мать?

— Ее звали Мария Станкту. Она умерла, когда он появился на свет.

— Я не помню ее.

— В этом нет ничего удивительного, князь.

Дракула медленно опустил оружие, сунул его в ножны, протянул руку, взял юношу за подбородок и осторожно приподнял его голову. В лице этого парня мальчишеского было гораздо больше, чем мужского, но князь четко видел собственное отражение, уносящее его в прошлое. Те же скулы, высокий лоб, длинный нос, густые черные волосы и брови.

Только глаза немного отличались. Они были не так глубоко посажены, но такие же зеленые, как у него самого.

Влад взглянул в них кивнул.

— Теперь я вспомнил ее, — сказал он, и это было правдой.

Он приехал сюда во время своего первого недолгого правления, в тысяча четыреста сорок восьмом году, четырнадцать лет назад, чтобы повстречаться с людьми, которые всегда верно служили Дьяволу, и осмотреть башню замка, построенную еще его дедом. Прелестная пастушка, одинокий молодой князь. Одна ночь.

— Как твое имя? — спросил он юношу, все еще держа его за подбородок.

— Мать просила, чтобы меня окрестили Николаем, в честь ее отца, — ответил тот.

Звонкий мальчишеский голос то и дело сбивался на низкий, по-мужски грубоватый тон. Потом во взгляде парня что-то изменилось, глаза потемнели.

— Однако я всегда называл себя Владом, в честь своего отца, — добавил он негромко, но с едва скрываемой теплотой.

Некоторое время в комнате царило молчание. Отдаленный стук топоров и крики работников вернули всех к действительности. Затем вдруг раздался внезапный резкий свист и пронзительный женский крик.

Стрела влетела в узкую бойницу и воткнулась в изголовье кровати всего в пяди от лица Елизаветы.

Ион потер глаза и опустил лук. Он всегда умело обращался с этим оружием и преуспел в стрельбе не меньше Влада. Было тихо, безветренно, вроде бы ему ничего не мешало. Однако стрелять предстояло в темноте, с двух сотен шагов, с одной вершины холма на другую. Тремблак целился в крошечный огонек свечи, который мерцал в бойнице. Два первых момента, когда можно было бы выстрелить, он пропустил намеренно. Письмо Ион тоже писал трижды, и только последний, третий вариант удовлетворил его. Он помнил о том, что «три» — это число Святой Троицы, число спасения.

Один — во имя Господа, один — во имя человека, а один…

«Один — дьяволу», — подумал он, в последний раз поднял лук, глубоко вздохнул, задержал дыхание и прицелился.