Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

Он отвернулся от реки и направился на восток вдоль берега Сучжоухэ. Передача реки не предусматривалась Нанкинским договором, поэтому она оставалась китайской, и сейчас ее гладь усеяна точками частных джонок. Река достаточно глубока, чтобы принимать суда большего водоизмещения. Одним из таких судов был знаменитый плавучий ресторан Макси, на другом помещалась опийная курильня Ричарда. Но не они интересовали Ричарда, когда он пересек реку по самому маленькому из мостов и вошел в американский сеттльмент. Он хотел знать, только ли на него и на англичан отказывались работать китайцы, или они объявили бойкот всем инородцам.

Пройдя по мосту, он наткнулся на маленькую группу американских моряков. Они смотрели на него с подозрением. На мгновение Ричарду показалось, что моряки собираются преградить ему путь, но они расступились и позволили ему пройти. В американском сеттльменте, как и в британской концессии, не было видно ни одного китайца. Разница заключалась лишь в том, что здесь на флагштоке развевался не Юнион Джек, [38] Юнион Джек (Union Jack) — название национального флага Великобритании. а звездно-полосатый флаг. Но Ричард не испытывал почтения к флагам, так что это различие не показалось ему существенным. Улицы представляли собой грязные тропинки, вонь нечистот смешивалась с запахами готовящейся пищи — точь-в-точь как в британской концессии.

Район, расположенный к северу от Сучжоухэ, вдоль реки Хуанпу, китайцы обычно называли Ханкоу. Он традиционно являлся рыболовецким центром. У недостроенного причала стояли на якоре несколько маленьких китайских джонок. Дальше вниз по реке виднелись два американских клипера, принадлежащих фирме «Рассел и компания». Вдоль берега американцы выстроили с дюжину двухэтажных домиков. На первом этаже каждого из них складировались товары, на втором помещались спальни для белых работников. Позади этих шатких строений располагались примитивные туалеты и кухни. Как и в британской концессии, дороги — если их вообще можно так назвать — были устланы досками. Дорогами тут считались тропинки, оставшиеся от китайских телег. Некоторые из них даже носили красивые имена. Слишком красивые для грязных тропинок.

Как и в британской концессии, здесь обретались только мужчины и теперь — только белые. Ни одного китайского лица не было видно.

Ричард уже собирался войти в административное здание, но вдруг остановился как вкопанный, не веря глазам своим. Белая женщина? Здесь, у излучины реки? Белых женщин не пускали в Кантон уже много лет. Китайцы строго-настрого запретили это. Женатые мужчины оставляли своих жен в Гонконге или Малайе, как поступил и Ричард. Но здесь?

Он быстро сбежал по хлипким деревянным ступенькам на грязную тропу, завернул за угол и увидел ее. Женщина задрала юбки, готовясь перейти через большую лужу. Ричард смотрел. Темно-лиловое платье, серый капор с кружевом и сверкающие зеленые глаза, которые, обратившись к Ричарду, смотрели с выражением, напоминающим призыв. Она грациозно перепрыгнула через лужу и встала на дощатый тротуар, собираясь направиться к кварталу двухэтажных деревянных строений.

Ричард двинулся следом.

Женщина скрылась в наиболее чистом из домов, на двери которого красовалась маленькая бронзовая табличка «Олифант и компания. Филадельфия. Пенсильвания».

Ричард усмехнулся, вспомнив разговоры о том, будто папа Олифант является таким заботливым отцом, что никогда не выпускает дочь из поля зрения.

— В Доме Сиона есть своя Иезавель, [39] Иезавель — жена израильского царя Ахава, дочь сидонского царя Ефваала, который достиг престола через убийство брата. Унаследовала от отца деспотическое высокомерие и жестокость. Имя Иезавель стало синонимом нечестивости и разврата. — громко сказал он.

Это вызвало возгласы возмущения у мужчин в сюртуках и цилиндрах вокруг него, которые, по всей видимости, направлялись в контору фирмы «Олифант и компания» — читай: Дом Сиона.

Ричард отряхнул брюки и пошел следом за ними.

Войдя в дверь главного входа, он повернул налево и оказался в небольшом зале, где стояли другие мужчины, держа цилиндры в руках. Заиграл походный орган, и вперед выступил пухлый и лысый Джедедая Олифант, глава Дома Сиона. Этот кругленький человечек, облаченный в черный шерстяной сюртук, немилосердно потел. Он взялся за цепочку, тянувшуюся поперек его внушительного животика, вытащил из большого кармана часы и нажатием толстого пальца открыл крышку. После нескольких секунд созерцания циферблата глава Дома Сиона произнес:

— Откройте свои молитвенные книги на странице двести двенадцатой, и все вместе споем «Наш дом стоит на Его пьедестале».

Мужчины вокруг Ричарда зашуршали страницами, и вскоре все дружно затянули указанный псалом.

В хоре басовитых голосов Ричард различил нежное сопрано, которое, казалось, плывет над головами мужчин. Он шагнул назад и вновь увидел ее. Женщина улыбнулась ему, и Ричард почувствовал, как его сердце сбилось с ритма. Потом еще и еще раз.

Песнопения, или как там это называлось, — Ричард посещал церковные церемонии двадцать лет назад, и то лишь по настоянию матери, — закончились бурным и бессмысленным пожиманием рук. Вскоре присутствующие разошлись и, как полагал Ричард, вернулись к выполнению своих обязанностей.

Он поискал глазами женщину и, не найдя ее, подошел, как и собирался, к Джедедае Олифанту. Тот не пожал протянутую ему руку.

— Вы пришли в этот дом, чтобы познать единственно истинную веру? — осведомился он.

Поначалу Ричард не понял, о чем толкует этот коротышка, но, когда до него дошел смысл вопроса, он улыбнулся:

— Нет, но пение мне понравилось.

— Это Божьи песни, сын мой.

— Могу я поговорить с вами? — спросил Ричард, оставив сообщение Олифанта без комментариев.

Тот с ворчанием провел его в обитую деревянными панелями комнату и закрыл дверь. Дощатый пол был устлан дорогим персидским ковром. По рисунку Ричард сразу же определил, что ковер — из Такрита. В одной из стен был устроен небольшой камин, главными предметами в комнате являлись три кожаных кресла с высокими спинками. Олифант развалился в одном из них, но Ричарду сесть не предложил.

— Я хотел бы поговорить о китайских рабочих, — сказал Ричард, не обратив внимания на хамство американца.

— У вас они есть?

— Нет. А у вас?

Олифант помахал пухлым кулаком у себя перед носом, как если бы в комнату проник дым и щипал ему глаза.

— Нет, — медленно ответил он.

— И вас это ничуть не беспокоит?

— Господь милостив, он не оставит чад своих.

— Непременно, непременно, — стиснув зубы, выдавил Ричард.

Он повернулся, намереваясь уходить. Лицемерие христианского торговца опием было невыносимым. Однако прежде чем Ричард успел дойти до двери, та распахнулась и на пороге возникло видение с улицы, обладавшее очаровательным сопрано.