Ахмедхан Абу-Бакар - Тайна рукописного корана

– Я к вам как отец, а вы… Благодарите аллаха, что наделил меня великодушием. Так и быть, я не укокошу вас. Зарубите себе на носу: кто поступил с тобой, как мышь, будь ему кошкой; кто был к тебе собакой, будь ему волком, зато, если кто поступил с тобой по-отцовски, будь ему сыном… Слыхали такое? То-то же!

– Спасибо за урок, почтенный Исмаил.

– Давайте сюда шкатулку, и поехали. Молитесь за мое сердце, за то, что оно умеет прощать людские слабости. Но если еще хоть что, пеняйте тогда на себя – хватит меня истинный гнев, злее зверя не найдете! Понятно?..

– Мы все поняли, прости нас.

– И забудьте навсегда ваши Тавризы и Стамбулы. Если понадобиться, моя рука дотянется и туда, тем более сейчас всюду войны и границы государств открыты настежь… Этих мест вам и во сне не видать! Понятно, сыны блудной матери…

– Ты нам как отец, почтенный Исмаил.

– Отец не отец, но я вас кормлю, одеваю, обуваю, учу уму-разуму… Этого немало. А известное дело, шашка не должна рубить ножны…

Исмаил не шутил, в гневе он и правда злее зверя. И до чего же хитер и коварен, особенно если станет говорить, намазывая сметану с медом на язык. Вот тогда-то жди от него подвоха. Зная такой его нрав, Аждар и Мирза старались разжалобить хозяина: всю дорогу клялись быть ему еще более верными и преданными, как чабанские псы. И на этот раз Исмаил, как ни странно, простил им, – видимо, велика была радость оттого, что стал обладателем драгоценной шкатулки.

Мрачный дождливый рассвет пугливо пробивался сквозь пелену тумана. Исмаил вернулся домой в добром настроении, даже жену поприветствовал, дочерей, что спешили с медными лужеными кувшинами по воду к роднику, по головкам погладил, приласкал во дворе собаку и, прижимая шкатулку к груди, вбежал в комнату. Аждар и Мирза остались во дворе. Уселись они на лестнице, и горькими, как полынь, были мысли, роившиеся в их головах. Им, конечно, очень хотелось бы узнать, что же там, в этой шкатулке. Исмаил понимал это и потому позвал их к себе.

– Так уж и быть, идите сюда, не хочу, чтоб вы обо мне дурное подумали, да и открыть ее я один не смогу. Похоже, крышка оловом запаяна…

– И рисунки какие-то на ней… – осмелел Мирза.

Железная крышка шкатулки и в самом деле была украшена рельефными расписными сценами то ли охоты, то ли борьбы людей с дикими зверями.

– Как же мы ее откроем? – заговорил и Аждар.

– Как? Очень просто. Давайте действуйте напильником и ножом, олово податливо; будто вы с лудильщиками не знались…

– Интересно все же, что в шкатулке, почтенный Исмаил? Неужели золото? Вот, можно сказать, повезло, как в чертову дыру пальцем угодили, а?

– О чем это ты?

– Ну, к примеру, о том, что, имея столько золота, можно ведь и в Стамбуле жить.

– Во-первых, я, по-моему, ясно сказал вам, чтоб вы и думать забыли об этих городах, а во-вторых, зачем мне сдался Стамбул, когда я здесь, у себя, могу свой Багдад построить. Чужбина есть чужбина, а здесь моя земля.

– Но здесь же не дадут жить! – развел руками Мирза. – Конечно, я понимаю, очень жаль вам, почтенный Исмаил, терять столько поливной и неполивной пахоты, столько отар, табун таких лошадей, пастбища, да и лечебная грязь приносит вам немалый доход… Но что, если всё это отнимут?..

– Кто отнимет?

– Те, кто хотят и нищих оставить нищими и богатых сделать нищими. По-разному их называют, одни красными, другие большевиками. Поди разберись…

– Вот бы отделиться нам от России, это было бы дело… – угодливо повторил некогда услышанные от хозяина слова Аждар.

– И как жить дальше? Самим править? – спросил Мирза.

– Зачем же самим. Можно присоединиться к единоверной Турции. Вот вам и будет Стамбул!.. – ухмыльнулся Исмаил.

– Много в тебе ума, почтенный Исмаил. На твоем месте я бы объявил себя владыкой Дагестана, и все. Никакого присоединения…

– Нет, Аждар, это не получится, слишком много соперников будет. Куда ты денешь имама из Гоцо, шамхала Тарковского…

Оба прислужника льстили хозяину как могли, готовы были пятки ему лизать, и толстяк весь плавился от удовольствия.

– Ну что там, не подается? – спросил Исмаил, вернувшись к действительности.

– Сейчас, скоро откроется. Умереть мне за тебя, хозяин, если в шкатулке одно только золото, дашь мне хотя бы два кольца? – не сдержался Мирза.

– И мне… – торопливо, чтоб и о нем не забыли, добавил Аждар, утирая платком гноящийся глаз.

– Сколько монет требуется на два зуба? – не отвечая на их просьбы, спросил Исмаил, словно бы и в самом деле хотел сделать им приятное. Чтобы не гневить аллаха, он и правда готов был пойти на жертву.

– Не меньше трех золотников.

– Выходит, целой десятки, что ли? Да чтоб род ваш передох, ограбить меня хотите? По три золотых каждому – это шесть…

– Мы согласны и на две десятки…

– Хватит и двух! – поспешил поддакнуть сообщнику Аждар.

– Совести, я вижу, у вас нет, – заворчал Исмаил. – Недаром ведь говорят: погладь кошку, она и царапаться начнет. Довольствуйтесь тем, что моя совесть соизволит вам выделить…

– И на том спасибо, уважаемый Исмаил. Мы же знаем, что человек ты щедрый… И сколько же ты дашь?

– Одну пятерку на двоих.

– Что?! – оторопел Мирза, но, увидев сердитый взгляд хозяина, осекся. – Да, да, конечно, но только как же мы одну монету поделим на двоих?..

– Не беспокойся, я разделю, – утешил Аждар.

– А я тебе не верю! Пусть в таком случае сам Исмаил делит.

– Ах ты, червь несчастный, что же я тебе такого сделал, чтобы из доверия выйти?

– Не верю, и все! И глаз у тебя один!

– Зато подлую душу твою хорошо насквозь вижу! У, несчастный! Убью! – Аждар двинул Мирзу так, что тот выпустил из рук шкатулку, она грохнулась на землю и… раскрылась.

Все трое кинулись к шкатулке, и глаза у них полезли на лоб. В шкатулке не было ничего, кроме завернутого в какую-то тряпку ключа. Странное дело. Кому, какому идиоту пришло в голову таинственно прятать в землю пустую кованную железом шкатулку? Велико было недоумение Исмаила. Постепенно оно сменилось возмущением: неужели кто-то мог его так жестоко разыграть?

– Хорошо, при тебе все это было, почтенный Исмаил, не то ты всякое мог бы подумать, – пробурчал Аждар.

– Чтоб род их передох, что же все это значит! И что это за ключ? От чего он? – бесновался Исмаил. – И зачем его понадобилось там прятать? Может, не зря? Не есть ли это тот заяц, что не родился под несуществующим кустом? Погодите, а где тряпка, в которую был завернут ключ?

– Вот она.

– Дай-ка ее сюда, – Исмаил стал рассматривать кусок белой бязи, и вдруг его лицо осветилось, будто заиграл на нем солнечный зайчик. – Еще не все потеряно, по-моему, здесь что-то написано. – Исмаил начал читать вслух: – «Да простит тот, чья душа ввергнута в бездну сомнения и возмущения. Такая предосторожность была необходима для большего сохранения тайны… В шкатулке ключ от подземного хода, ведущего туда, где хранится клад. О том, где этот ход, написано на бумаге, вложенной в кожаный переплет корана с медной застежкой. Али-Шейх».