Ахмедхан Абу-Бакар - Тайна рукописного корана

Да, это был Абу-Супьян. Не только Мустафу, всех потрясло случившееся. Мустафа в душе укорял себя, что отпустил старика одного. «Ведь мог же послать с ним племянника, – думал он. – Не было бы тогда беды».

Мустафа обернулся к тому, кто привел белого коня с черной ношей.

– Его убили? – спросил сын Али-Шейха.

– Да. Вы знаете этого человека?

– Как не знать уважаемого Абу-Супьяна, он только перед заходом солнца распрощался здесь с нами!

– Я нашел его распростертым на молитвеннике у родника в Талгинском ущелье.

– О мусульмане! Убить человека во время молитвы! Что может быть подлее. Кто же его убил?

– Вот я бы тоже хотел это знать.

– Кто ты? – спросил настороженно Мустафа.

– Я Хасан сын Ибадага из Амузги.

– Что?..

– Ты Хасан из Амузги?

– Почему это вас удивляет? Да, я – Хасан из Амузги, к вашим услугам, приехал приветствовать почтенного Али-Шейха и пожелать ему доброго здоровья на много лет…

Люди окружили человека в белой черкеске. Мустафа готов был броситься на него и схватить за горло, но не дремал и тот, кто назвал себя Хасаном из Амузги. Стройный, легкий, готовый к отпору, он настороженно оглядел всех, попятился назад, и в мгновение ока в руке его уже был наган…

– Вы что, люди, рассудка лишились?! Не спешите. Разделаться с недругом никогда не поздно. В наших горах и без того немало людей погибает по недоразумению. Призовите-ка лучше на помощь рассудок. Не шутите, почтенные, и попросите сюда Али-Шейха. Он вам объяснит, кто я!

– Тебе, выходит, неизвестно, что уважаемого Али-Шейха уже нет среди нас?

– Что с ним? И его убили?

– Нет, он умер своей смертью. Мы сегодня похоронили его.

– О аллах! А кто же теперь несет бремя старшего в его роду?

– Я, Мустафа, его сын. А ты бы лучше сказал истину, кто ты есть.

– Я уже сказал вам, Хасан сын Ибадага из Амузги, вот кто я.

– Хасан из Амузги убит в Большом ореховом лесу, об этом нам сообщил его брат.

– Я так и думал. И давно он убрался отсюда?

– Кто?

– Тот, кто назвался моим братом? Трусливый шакал ему брат, а не я!

– Не больше часа назад. Он здесь долго не задерживался.

– Что ему нужно было у вас?

– Сначала мы хотели бы знать, что нужно тебе?

– Надеюсь, это о чем-нибудь скажет, – Хасан из Амузги сунул в ладонь Мустафы газырь.

Тот раскрыл ладонь и еще больше растерялся.

– Но точно такой же газырь дал мне и человек, назвавшийся твоим братом.

– Это не тот газырь, который должен был быть предъявлен. Да и нет у меня никакого брата! Это матерый волк – Саид Хелли-Пенжи, он украл у меня газырь с запиской. И ты, конечно, отдал ему коран с медной застежкой?

– Нет.

– Очень хорошо сделал. Рукописный коран твоего отца нужен мне сейчас, немедленно!..

– Нет его у меня…

– Как нет? А где же коран?

– Абу-Супьян попросил отдать ему, и я не смог отказать столь уважаемому человеку.

– Ты вручил ему его смерть!

– Нет, нет! Я и не думал об этом! – вскричал встревоженный Мустафа. – Прошу, не обвиняйте меня, я ни о чем не ведал. Хоть бы знать, кто его убил? Если ты Хасан из Амузги, ты должен знать, кто убил Абу-Супьяна. Мы отомстим. Я и четверо его сыновей! Говори – кто?

– Да что теперь говорить! Эх, не повезло же!..

– Кому не повезло?

– Мне. Опередил этот выродок, зверь двуногий.

– О ком ты?

– О том, кто назвался моим братом. Это он убил Абу-Супьяна.

– Кто «он»?

– Я же сказал – Саид Хелли-Пенжи. Прощайте, мне надо спешить. Передайте сыновьям Абу-Супьяна мое сочувствие. А вы, почтенные агачаульцы, запомните: пуля для Хасана из Амузги еще не отлита, не торопитесь меня хоронить. До встречи… Мустафа сын Али-Шейха, я бы сам отправился с тобой к сыновьям Абу-Супьяна, но мне очень надо спешить. Время дорого…

Да, это истинно был Хасан из Амузги, Хасан из древнего рода кузнецов. Недаром говорится, что первым человеком на земле был кузнец – имеющий дело с огнем.

– Хасан из Амузги, скажи мне, не скрыта ли тайна в этом коране? – спросил Мустафа.

– Ты угадал.

– И отец не открыл мне ее!

– Не упрекай досточтимого Али-Шейха. Значит, так было надо. Будь здоров! И вам долгих лет, почтенные! Хасан сын Ибадага из Амузги вам этого желает.

И он ушел, ведя на поводу свою белую лошадь, и оставил растерянными еще более взволнованных агачаульцев. Столько всего обрушилось на них за день. И разобраться трудно. События вроде и не связаны между собой, а если вдуматься, все скручено в один узел.

Хасан из Амузги, сын кузнеца, окончил кубачинское медресе, потом реальное училище. Он знал арабский и русский языки, а в кузне бакинских рабочих, как говорили его сородичи, выковал себя до полной силы. Хамшари – друг по несчастью. Так бедняки бакинцы называли людей, приезжающих к ним на заработки. Нефтепромышленники драли с пришлых хамшари семь шкур. Потом добытый кусок хлеба застревал в горле. Так было, пока возмущение униженных не вырвалось наружу, пока все бедняки не сплотились и не восстали в едином порыве против дворцов и их владельцев. А рабство на этих кустарных нефтяных промыслах Кавказа, по утверждению некоего паранга [7], доходило к тому времени до таких пределов, что человека там поистине превращали в тягловый скот. Жизнь была подобна аду: по семьдесят – восемьдесят душ обитали в одном грязном бараке, в темноте, в сырости, в холоде. Болезни уносили сотни жизней. Нищета была непередаваемая, а штрафы росли и росли. Драли их за все: за медлительность, за курение во время работы, за поломку колеса, за обрыв приводного ремня… Работали люди по колено в грязи, чаще босые или в лаптях из сыромятной кожи, которые от сырости растягивались до невероятных размеров, отчего ноги тяжелели, а тепла никакого не было. Колеса на вышках крутили и люди и лошади, умирали тоже и люди и лошади. А саваном людям служили бязевые кушаки, которыми были обмотаны латаные-перелатаные бешметы.

В эти места царские власти все больше ссылали непокорных из центральных губерний России. Правительство оставляло без внимания просьбы местной администрации о том, чтобы во избежание беспорядков в среде промысловых рабочих прекратили или хотя бы ограничили приток ссыльных.

Можно представить, какой гнев рождался в душах обитателей эдакого ада. И гнев этот не раз вырывался, как пламя из зева земли, пока наконец не поднялось настоящее восстание, в огне которого закалился и Хасан из Амузги сын Ибадага, тоже ушедший в жизнь на поиски счастья. Он стал среди горцев почти легендарным. Трижды осужденный на разные сроки тюремного заключения, дважды приговоренный к смертной казни через повешение, Хасан всякий раз чудом спасался. Один раз спасла его дерзкая смелость, а во второй раз из петли, что была подвязана к нефтяной вышке, Хасана вызволили верные друзья… Вот почему и слагались легенды, будто он наделен способностью воскресать из мертвых.