Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!

Что навело его на следующую мысль.

«Если я не выполню порученное задание, как поступит со мной Август?»

Вар уже не раз обдумывал возможные варианты. Опала. Ссылка. Пустынный остров, лежащий на расстоянии многих миль от чего бы то ни было, кроме другого пустынного острова. Но даже если не думать о худшем, неудача навлечет на наместника немилость Августа, а немилость Августа страшней и холодней самой лютой снежной бури на берегах Рейна.

«Поэтому неудачи быть не должно», — мысленно сказал себе Вар.

— Ты когда-нибудь слышал, что по ту сторону холмов дожди реже и слабее, чем по эту? — спросил Эггий.

Второй лагерный префект покачал головой.

— Нет. Но и никогда не слышал, что они там чаще и сильнее. Сдается, мокнуть нам придется что здесь, что там. А вообще германцы напоминают сирийских торговцев смоквами: врут напропалую, лишь бы привлечь к себе внимание. Но, думаю, на сей раз все будет в порядке.

— Надеюсь, — откликнулся Эггий. — Только не может быть, чтобы на этой вонючей тропке свет клином сошелся. У нас ведь была вполне приличная, почти настоящая дорога… Ну, во всяком случае, вполне приличная тропа, ведущая из Минденума прямиком на запад. А эта тропка по сравнению с ней — просто звериный след, да и только.

— Ну, следовать по ней через луга было неплохо. Мне просто не нравится петлять по ней через лес, — отозвался Цейоний и снова заверил: — Но не беспокойся, Люций. Сам знаешь, германцы все время врут. Не слыхал о том, как старый лис Сегест норовил очернить имя Арминия, пока ты был в патруле?

— Ну-ка, расскажи, — потребовал Эггий.

— Представляешь, он сказал, будто германцы собираются в каком-то месте, чтобы на нас напасть! — Цейоний рассмеялся. — Хотел бы я, чтобы они попытались это сделать.

— А вот я бы не хотел.

Эггию было не до смеха.

— Я сам проезжал нынче летом мимо нескольких полупустых деревень и усадеб. В них не было ни одного воина. Оставшиеся там старики уверяли, будто все их бойцы готовятся к войне с хавками. А вдруг на самом деле они готовятся к войне с нами?

— Ты всегда слишком дергаешься, — заметил Цейоний.

— Я лучше знаю германцев, чем ты, — парировал Эггий. — Имея с ними дело, нельзя слишком дергаться. Они только и думают, как бы подстроить нам какую-нибудь коварную гадость. Поговорю-ка я с Варом.

— Он не станет тебя слушать, — предостерег его Цейоний.

Эггий и сам это подозревал, но все равно сказал:

— И все-таки попробую.

— Не говори потом, что я тебя не предупреждал!

С этими словами Цейоний пришпорил коня. Но Эггий был упрям и так просто не отступал от задуманного.

Чтобы нагнать Вара, он потратил немало времени. Тропа тянулась в самую чащу леса, деревья обступали ее так тесно, что марширующие легионеры с трудом могли потесниться, чтобы пропустить ругающегося префекта. Невзирая на ранг, почем зря крыли и самого Эггия.

Наконец он догнал Вара, рядом с которым верхом на осле ехал его греческий раб. Наместник смеялся и обменивался шуточками с Арминием. Эггий не был придворным, но даже он понял, что сейчас не время докучать Вару своими подозрениями: не стоит жаловаться хозяину, что его пес давит домашнюю птицу, в тот миг, когда этот пес лижет хозяйскую руку.

Остановив коня между двух толстых дубов, Эггий дождался Цейония.

— Ты ничего ему не сказал, — понял тот с первого взгляда.

— Правильно, — признался Эггий. — А как я мог? С ним рядом был Арминий. Думаешь, Вар обратил бы на меня внимание?

— Нет, — ответил Цейоний. И, не удержавшись, добавил: — А я тебя предупреждал!

— Да чтоб…

Однако Эггий воздержался от высказываний насчет матери собеседника, как его ни подмывало. Такие ругательства может стерпеть только близкий друг, но Цейоний таковым не являлся. Он мог неправильно понять Эггия, и тогда дело дошло бы до кровавой стычки.

— Может, позже я попробую снова, — промолвил Эггий.

— Валяй.

Разумеется, Цейоний не верил, что Эггий на такое решится. А поскольку и сам Эггий не очень-то в это верил, то и препираться не стал.

Арминию хотелось запрыгать жеребенком. Ему хотелось плясать от радости. Римляне делали именно то, чего он от них хотел! Если бы не привычка к дисциплине, привитая ему теми же римлянами, он, чего доброго, выдал бы себя безудержным восторгом. Трудно было поверить, что все складывается так удачно.

Единственным, с кем он мог поговорить, был его отец, да и с ним пришлось шептаться ночью в палатке.

— Ты только не радуйся раньше времени, вот что я тебе скажу, — ворчал Зигимер. — Все может получиться совсем не так, как ты надеешься.

— Знаю, — отвечал Арминий. — Поверь, все знаю. Понимаю, всякое может случиться. И если что-нибудь произойдет, то…

— Вот когда произойдет, тогда и будешь беспокоиться.

Зигимер на свой лад был не менее практичен, чем римляне.

— А пока давай-ка лучше спать, — заключил он.

Большую часть ночи Арминий спал спокойно: а что еще делать после заката, особенно если под боком нет теплой, доброй женщины, которая отвлекала бы от сна. Конечно, он слышал храп легионеров, писк комаров, стрекотание сверчков… И перекличку часовых, обходивших насыпанные несколько часов назад валы. Да, римлян, будь они прокляты, нелегко застать врасплох. Но нужно.

Через пару дней, когда легионеры устраивали очередной лагерь для ночлега, явился Кариомер. Он обменялся рукопожатиями с Зигимером и Арминием, и последний спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Арминий знал — легионеры его слышат — и очень надеялся, что это осознает и Кариомер. Лишние слова, даже произнесенные на германском, могли обернуться большой бедой.

— Покинув Минденум, ты оставил Туснельду в тягости. Она ждет ребенка, — объявил Кариомер.

Зигимер широко улыбнулся, что случалось нечасто.

— Я стану дедушкой! — воскликнул он.

— Если на то будет воля богов, — промолвил Кариомер. — Роды обещают быть трудными. Повитуха беспокоится насчет Туснельды, говорит, у нее слишком узкие бедра. А сама Туснельда хочет лишь одного — поскорее увидеть тебя, Арминий.

— Отправляйся к жене, сынок, — заявил Зигимер. — Я останусь здесь и послужу римлянам не худшим проводником, чем ты. Может, и лучшим — я знал эту дорогу, когда ты еще не появился на свет.

Он говорил, как обычно, на родном языке. Если бы старый вождь ни с того ни с сего заговорил с сыном или любым другим германцем по-латыни, легионерам это могло бы показаться подозрительным. А некоторые из них могли понять, о чем идет речь, на каком бы языке ни велся разговор.

— Но ведь я обещал наместнику… — попытался возразить Арминий.

— Иди поговори с ним. И возьми с собой Кариомера — пусть скажет наместнику все, что только что сказал тебе. Вар разрешит тебе отправиться домой: он человек справедливый и понимающий.