Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода

Мессир Бонифаций разгневался от такой речи, но удержал себя в руках.

— Я назвал свои условия, Алексей, — сказал он. — Они не обсуждаются.

— Я их принимаю! — в отчаянии ответил император Алексей. Он выдернул руку из пальцев Самуила, отшвырнул пустую чашку в другой конец комнаты и, упав на колени перед мессиром Бонифацием, начал целовать ему руку. — Спасибо, Фацио. Господь благословит тебя за то, что ты даруешь мне еще один шанс. Немедленно приводи свою армию.

Грегор мрачно описал нам ситуацию, когда мы с Ричардусами при тусклом свете лампы помогали ему и Отто облачаться в полные боевые доспехи — всего пятый раз за целый год. Стояла глубокая ночь. Лилиана, с затуманенным взором, закрыв руками живот, в котором уже полных пять месяцев развивалась чья-то жизнь, наблюдала за ритуалом. Она испытывала ужас, потому что Отто отправлялся на битву, и сердилась на себя за это. А Отто пребывал в диком восторге, что наконец-то подвернулось настоящее дело, а не добыча съестного. Он не понимал, почему его брат, как и мать еще не родившегося ребенка, горюют по этому поводу.

— В город впустят всю армию… — начал объяснять Грегор.

— Город сам может позаботиться о себе, — сказал Отто. — Это с его-то извилистыми улочками, карнизами и тупиками? И полумиллионным населением? Меня больше в данном случае волнует армия. Пока никому не удавалось взять Константинополь.

— Вообще-то я думал о том, куда нас посылают, — устало произнес Грегор. — Мы собираемся войти в полном боевом снаряжении в самый большой храм Христа из всех когда-либо построенных. Еще полгода назад мы были там как пилигримы, а теперь собираемся войти военной силой… — Он пожал плечами. — Как обернется дело, не знаю, но все равно получится безобразие.

— Умереть с голоду — еще большее безобразие, — заверил его Отто. — Наконец-то мы получим все, что нам причитается! Хочешь возобновить паломничество? Мы так и сделаем, к первому марта! — Он подмигнул Лилиане. — Сойдем на сушу за месяц до твоего срока, а уж аббатств в Святой земле предостаточно, так что будет куда пристроить тебя на время родов. Жизнь прекрасна.

Лилиана заставила себя улыбнуться. Но никто, даже Отто, ей не поверил. Он жестом велел Ричардусам пока не надевать на него шлем и прогрохотал к ней, чтобы поцеловать в лоб.

— Я буду осторожен, — пообещал он, касаясь губами ее виска. — Ради вас обоих.

Потом конюхи подвели лошадей, оруженосцы помогли своим отяжелевшим от доспехов хозяевам взобраться в седла, а вокруг взволнованными, испуганными кучками жались остальные обитатели лагеря, наблюдая за происходящим. Меня уговорили сыграть несколько рыцарских баллад для окружения Бонифация. За час до рассвета кавалерия уже сидела в седлах, армия приняла боевой порядок и выслушала наспех проведенную мессу. Настроение у всех было беспричинно радостное. Воинам предстояло пройти маршем в глубь материка выше бухты, пересечь мост, затем вернуться назад по другому берегу к Влахерне, где их примет Алексей. После чего эта чужая захватническая армия промарширует через весь город к величайшей в мире церкви… И перед своим отъездом она совершит хорошее дело, а взамен получит и еду, и золото, и средства продолжить паломничество будущей весной. Наконец-то закончится проволочка. Византийский кризис явился для армии панацеей. Паломники вновь станут героями.

Однако, прежде чем они выступили в поход, через спокойную темную бухту кто-то переправился, шлепая по воде веслами.

— Мессиры! Мессиры! Мессир маркиз! — истошно вопил чей-то голос.

Кричавший лез прямо по крутому склону туда, где стоял Бонифаций, а рядом с ним — мрачный Грегор, а еще недоумок-менестрель, тщедушный и темноволосый. Держась поодаль от лошадиных голов, я распевал рыцарские песенки («Господь окружен врагами в своем святом царстве, вот и увидим, кто придет ему на помощь». И все в таком же духе). Это был один из шпионов Бонифация, обставивший свое появление жутким драматизмом.

— Мессир! — Он задыхался и чуть ли не бился в истерике. — Управляющий императорским двором Мурзуфл бросил императора Алексея в темницу и объявил себя новым императором!

Бонифаций пришел в ужас.

— Когда это случилось? — строго спросил он.

— Как только вы ушли, — ответил шпион. — Этот человек — воплощение предательства. Он заявляет, что Алексей предал Византию, позволив чужеземной армии вторгнуться в город. Его величество уснул, выпив приготовленного лекарем снадобья, а Мурзуфл его разбудил, предостерег, что из Айя-Софии ко дворцу движется разъяренная толпа, и уговорил потихоньку спуститься вниз, в подвалы, в чужом обличье и там, в тюрьме, заковал его в кандалы, после чего провозгласил себя императором.

— Раз так, мы поедем и вызволим его, — в бешенстве изрек Бонифаций. — Сначала сделаем это, потом убьем Мурзуфла, а уж затем направимся к собору Святой Софии.

Я выронил фидель, и он шмякнулся к моим ногам с протяжным гулом. Грегор со мной согласился.

— Мессир, — взволнованно сказал он, — я советую вам этого не делать. Сейчас там царит хаос. Изголодавшиеся воины не смогут выступить сосредоточенно, когда даже вы не знаете, какую дать им цель. Будет лучше, если вы велите отложить выступление в поход на день или два, пусть ситуация определится, и тогда мы поймем, чего на самом деле хочет Мурзуфл.

— Ясно, чего он хочет! — огрызнулся Бонифаций. — Ему нужен трон Алексея!

— Мессир, я с вами не согласен, — осмелился возразить Грегор. — За этими стенами сейчас находятся четыре императора, и Мурзуфл имеет прав на трон меньше всех, он единственный не был коронован. Просто смешно, что он называет себя императором. Я говорю так, потому что знаю характер этого человека. Мне не верится, что он намерен или даже надеется на самом деле стать настоящим императором. Просто это его стратегия, чтобы достичь какой-то другой цели. Он хочет убедиться, что его станут слушать, ибо считает себя единственным истинным представителем города.

— И что он хочет нам сказать? — с сарказмом осведомился Бонифаций.

— Именно то, о чем говорил сегодня вечером: пусть армия остается за пределами города. Он опасается, что она может причинить Константинополю ущерб. Это его ответ на создавшийся кризис. Позвольте ему попробовать самому рассеять толпу в Айя-Софии. Он потерпит неудачу и поймет, что ему необходима наша помощь. Тогда мы сможем вступить с ним в переговоры по поводу освобождения Алексея и потребовать остальное.

Бонифаций поморщился, увидев, как молодой Балдуин Фландрский, сидевший верхом на расстоянии брошенного камня, снял шлем и напряженно старается что-то услышать. Балдуин подъехал ближе, его свита — Гюг де Сен-Поль и Луи Блуаский — тоже приблизилась. Бонифаций кратко пересказал им доводы Грегора, ясно дав понять, что сам он с ними не согласен.