Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода

— Что, если Мурзуфл действительно намерен сделать себя императором? — спросил Балдуин.

— Нельзя самому сделать себя императором, — ответил Бонифаций, тем самым нехотя признавая правоту Грегора. — Это по силам только варяжской гвардии, что означает — евнуху Константину Филоксениту. — А потом вдруг его осенило, как возразить Грегору. — Самое тревожное во всей этой ситуации то, что варяги до сих пор не убили Мурзуфла за попытку взять власть в свои руки. Можно предположить, что Филоксенит вступил с Мурзуфлом в сговор.

Один из графов недоуменно покачал головой.

— Кто такой Филоксенит?

— Евнух, который управляет сокровищницей, — ответил Бонифаций. — Им, разумеется, может манипулировать любой придворный, но в конечном итоге именно он указывает гвардейцам, кому присягать на верность, когда происходит свержение с трона или отречение. В его жизни подобные происшествия не редкость, поэтому могу предположить, он давно научился правильно угадывать, откуда ветер дует.

— Если Константин Филоксенит велел варягам считать Мурзуфла императором, мессиры, то варяги дадут нам отпор, когда мы попытаемся войти в город, — добавил Грегор. — Нужно подготовиться к встрече с ними.

Балдуин, который когда-то подвел войска ко дворцу Влахерны, но так и не участвовал в штурме, мрачно кивнул. Бонифаций бросил взгляд на Гюга де Сен-Поля и Луи Блуаского. Те тоже кивнули.

Маркиз шумно вздохнул.

— Разойдись! — прорычал он своему глашатаю, и приказ эхом разлетелся по рядам, повторенный барабанным боем, трубой и горном для всей армии.

Мы с Грегором впервые за все это время рискнули переглянуться прямо перед Бонифацием. Сердце гулко застучало у меня в груди, ударяясь о ребра.

За неделю ситуация упростилась, но совсем не так, как предсказывал Грегор. Благодаря таинственным силам, управляющим настроениями толпы, Николай Канавос, против воли провозглашенный императором в соборе Святой Софии, потерял всяческую поддержку и был казнен теми же самыми людьми, которые всего лишь за шесть дней до этого насильно водрузили ему на голову корону. Алексей и его отец, по слухам, были живы, но по-прежнему находились в тюрьме, окончательно свергнутые. Добраться до них было невозможно, как невозможно было добраться и до императорского лекаря Самуила, которого продержали во Влахерне всю неделю, чтобы он следил за здоровьем его бывшего величества. Иудеи из Перы, перепуганные насмерть безумием, творящимся вокруг, заперли свои ворота абсолютно для всех, включая меня. («Ты обещал не вмешиваться, — говорила Лилиана в панике, когда я попытался придумать, как пробраться за ограду, чтобы все-таки повидать Джамилю. — Ни во что не вмешиваться. Просто сиди тихо и страдай вместе с нами».)

Мурзуфла короновали в соборе Святой Софии, как только оттуда прогнали последних сторонников (сиречь палачей) Канавоса. А та таинственная сила, что управляет настроениями евнухов, вдохновила Константина Филоксенита передать варяжскую гвардию Мурзуфлу.

И все же в городе оставалось три помазанника Божия; поэтому даже сейчас Бонифаций и Дандоло надеялись на дипломатическое разрешение конфликта. В день коронации Мурзуфла они послали во дворец петицию с просьбой дать им возможность переговорить с Мурзуфлом, но получили ответ, что его величество Алексей V Дука занят другими делами.

Той же ночью брат Балдуина Фландрского, Анри, возглавил экспедицию на север, в маленький городок Филея, в котором, по сообщениям разведки, до сих пор можно было поживиться съестным. Недостаток провизии был настолько ощутим, что сказался даже лично на Бонифации. Люди целыми днями спали, когда не требовалось предпринимать ничего срочного, лишь бы сохранить силы. Я попытался было рыбачить, но зимой воды были не так щедры, как летом. Я хотел навестить Перу и посмотреть, как им там живется, но в отсутствие Самуила меня никто не собирался пропустить, как и выпустить за ворота Джамилю. Я мог бы вскарабкаться на стену у дома Самуила и попасть внутрь через окно второго этажа, но в Пере было слишком много бдительных глаз, причем особо тщательно они следили за домом лекаря. Я не мог даже просто подойти к воротам и попросить разрешения войти без того, чтобы не сбежалась половина поселения: люди стояли по ту сторону ворот и злобно смотрели на меня. Пришлось вернуться в хижину Грегора и попытаться успокоить взволнованную Лилиану — теперь она была убеждена, что станет вдовой, так и не успев побыть женой.

Отряд, возглавляемый Анри, состоял не из его обычных воинов, а из тех, кому хватило бы выносливости продержаться в седле двадцать миль пути. Выехали они при полной темноте, а позже дорогу им освещала прибывающая луна. Отто вызвался поехать добровольцем, чтобы мать его ребенка не испытывала недостатка в пропитании, хотя Лилиана предпочла бы, чтобы он остался дома. Грегор никуда не поехал, снова приковав себя на цепь к походному алтарю с маленьким противным распятием. Он обвинял себя в том, что Мурзуфл захватил власть. Я, в свою очередь, возражал, утверждая, что Мурзуфл — моя вина, раз именно я вызволил его из тюрьмы. Но в том, что я вообще здесь оказался с самого начала, была вина Грегора.

Тогда я перестал спорить и подумал, что разочарование Грегора во всем, что связано с пилигримами, было лучшее, что только могло с ним случиться. Разочарование — это всегда хорошо, оно облегчает душу, ибо иллюзии — особенно возвышенные, к которым тяготеет Грегор, — могут быть чрезвычайно тяжелой ношей. Поэтому я решил позволить ему прочувствовать это хорошенько, пребывая в уверенности, что, когда ему надоест кукситься, он вернется к действию, поднимется из пепла, как феникс, излучая уверенность и харизму, настроенный на благие поступки. В своих самых радужных фантазиях я даже допускал, что он отберет лидерство у Бонифация и сам поведет армию в Иерусалим, а там заключит с местными правителями какое-нибудь соглашение в духе Саладина, после чего все перекуют мечи на орала.

Но теперь было ясно, что разочарование Грегора приведет лишь к еще большему разочарованию — как одна опухоль нарастает на другой. Я продолжал надеяться, что хуже уже не будет и что в конце концов все само как-нибудь утрясется. Все-таки Грегор оставался Грегором, и даже в самую тяжелую минуту ему всегда удавалось поднять голову, расправить плечи и сделать то, что нужно, или хотя бы попытаться сделать.

Но только не в этот раз.

Хочу описать набег на Филею и ту роль, которую сыграл в нем Отто, ибо мне пришлось выслушать столько рассказов очевидцев, что их хватило бы на двадцать баллад. Дошло до того, что Лилиане становилось плохо от одного только слова «Филея».

Никто в тот рейд не отправился в полном боевом облачении — надевать и снимать доспехи без помощи оруженосца почти невозможно. К тому же воины хотели ехать налегке. Совершить набег оказалось просто: жители ретировались в леса, предпочтя не встречаться лицом к лицу с вооруженными конными воинами. Без всякого кровопролития весь город перешел к крестоносцам. И там действительно оказалось полно провианта, скота, сушеных фруктов, корнеплодов, хлеба, масла и сыра. Отряд позволил себе отдохнуть и попировать остаток дня и весь следующий день, послав в лагерь весточку, что вернется с добычей, которой хватит всей армии на целых две недели.