Игорь Болгарин - Седьмой круг ада

– Вам, мадемуазель, должно быть стыдно! Вы поддались бездумному легкомыслию. Хлопотать о дезертирах, бегущих с фронта!.. Подумайте, что будет с вами, урожденной Тауберг, с вашей маман, если в Крым ворвутся красные! – Слащов увидел в широко распахнутых глазах Лизы отчаяние.

В глазах ее подруги стыла откровенная ненависть. «Недоумение, ненависть, страх – не все ли равно? – устало подумал Слащов. – Никто не понимает… И не поймет!»

– Но, Яков Александрович, – сказала Лиза, – ведь мы…

– Вы немедленно вернетесь домой, мадемуазель! – Слащов вновь вызвал адъютанта, спросил: – Поезд на Севастополь?

– Завтра в пять сорок утра, ваше превосходительство!

– В таком случае отправьте мадемуазель домой в моем автомобиле! С сопровождающим.

В углу салона, близ божницы, взмахнул крыльями и громко каркнул ворон, будто соглашаясь с решением генерала. Слащов любил животных, и у него в салоне нередко находили приют бездомные кошки и собаки. Вот и сейчас у него жили подранок-ворон и рыжий кот, которому Слащов не без умысла дал кличку Барон.

Проходя через адъютантское купе, Наташа увидела Дудицкого. Поручик смотрел на них с Лизой не без сочувствия, как показалось Наташе. Должно быть, уже все знал.

Когда шли к машине, Лиза заплакала:

– Наташа, Наташенька, прости меня…

– Перестань, Лиза, – сдавленно проговорила Наташа. – При чем здесь ты?

– Пожалуйста, барышни… – Шофер предупредительно открыл дверцу машины.

– Садись. – Наташа подтолкнула подругу. – Садись же. Тебе надо ехать. Я остаюсь.

– Как же так?.. – заметалась Лиза, но Наташа уже уходила, словно боясь, что решимость в последний миг покинет ее.

Лиза растерянно посмотрела на стоящего рядом офицера. Он пожал плечами и помог девушке сесть в автомобиль.

Наташа слышала, как взревела, уезжая, машина, но даже не оглянулась – боялась расплакаться от унижения, одиночества, тревоги. Как наивна, как глупа была она, понадеявшись на помощь Слащова! Разве не слышала она, как по его приказу вешали в Симферополе на фонарных столбах подпольщиков?

А Лиза… Хорошая, отзывчивая и добрая Лиза. Она – как большой, всеми любимый, избалованный ребенок. И ничего о жизни не знает. Сегодня вспомнила вдруг о войне, да и то в связи с тем, что господа офицеры растеряли правила хорошего тона…

Наташа подумала: надо попытаться выяснить, где находится лагерь, в котором держат Семена Алексеевича. А там – как знать! – быть может, удастся и связь с ним установить. И если не помочь, то хотя бы предупредить, что дела его – хуже некуда. «Дезертир!.. Изменник России!» – в устах Слащова это означало верную смерть.

Хорошо еще, что Слащов не стал выяснять, действительно ли Семен Алексеевич – ее дядя.

…Митя дал ей адрес своих джанкойских знакомых. Ниточка слабая, но ничего другого все равно нет, они по крайней мере местные, знают город, знают, где у белых находятся лагеря военнопленных. В крайнем случае у них можно переночевать, а завтра, с утра пораньше, отправиться на поиски…

На дверях маленького окраинного домика висел замок. Наташа с досадой ударила кулаком по мокрой двери. И сразу из соседнего двора послышался хриплый собачий лай. Из-за невысокого забора выглянула пожилая женщина в низко повязанном платке, подозрительно посмотрела на Наташу.

– Вы не скажете, ваши соседи…

– Собирались в деревню ехать, барахло на харчи менять. Должно, уехали! Ден через пять вернутся… А вы им сродственница будете?

– Нет.

И снова Наташа шла по грязным и тесным улочкам. Вечерело. Стал накрапывать мелкий дождь. Задувал холодный ветер. Редкие прохожие неожиданно появлялись из вязкого, густого тумана и опять ныряли в него. Мглистая пелена, казалось, отделила Наташу от всего мира. Такого чувства одиночества она давно не испытывала.

В окнах домов, мимо которых шла Наташа, зажигались огоньки, от этого на улице становилось еще холодней и бесприютней. Единственным возможным местом ночлега был вокзал. «Там, в многолюдье, легко затеряться. И уж во всяком случае не привлекать к себе особого внимания», – подумала Наташа и по знакомой дороге направилась обратно, к вокзалу.

И тут ее окликнули. Она вгляделась. Вот уж с кем она не хотела бы встречаться сегодня еще раз, так это с Дудицким!

В душе опять шевельнулся страх: а вдруг все-таки узнал?..

Поручик заговорил, и в голосе его Наташе послышалось сочувствие, теплота. Дудицкий предложил ей свою помощь: она переночует у его знакомых, а завтра он устроит ей свидание с дядей – это для него не представит большого труда.

Поборов сомнения, Наташа приняла предложение поручика.

Ей сразу не понравился дом, в который они пришли. В полупустых, кое-как убранных комнатах чувствовалось что-то неустроенное, спешное, свойственное временному жилью. Не понравилась и пожилая хозяйка, которая осмотрела ее с кривой, двусмысленной улыбкой.

Уйти? Наверное, надо было уйти… Но Дудицкий уже усаживал ее на диван, предлагал снять ботинки и жакет – ведь она совсем промокла, она простудится, – что-то ставил на стол. А Наташа, попав в тепло, почувствовала, как продрогла, как голодна…

Она медлила, а Дудицкий между тем уже звал ее к столу. Подождал, пока она сядет, придвинул тарелку с крупно нарезанными кусками рыбы, налил вина в стакан, стал уговаривать выпить. Она отказывалась, он настаивал: это как лекарство, ей сейчас необходимо. Наташа сделала глоток, отставила стакан. Дудицкий засмеялся. Сам жадно выпил, сразу налил еще…

Дудицкий пил и становился все развязней. Близко придвинувшись, возбужденно, бессвязно говорил о том, что все вокруг сместилось, подхвачено ураганом, куда-то мчится, возможно к гибели, а они словно на маленьком теплом островке. Схватил вдруг Наташину руку своей – сухой, горячей. Наташа отстранилась. «Уйти, куда угодно, но уйти!..» Встала, и тут Дудицкий обнял ее. Она увидела совсем близко страшные своей пустотой глаза. От Дудицкого несло крепким запахом табака и дешевого вина.

– Пустите сейчас же!.. Не смейте!..

– Предпочитаете контрразведку? – тяжело дыша, спросил Дудицкий. – Там не будут обнимать. Там будут бить! До тех пор, пока не сознаетесь…

Обнимая Наташу, он вдруг увидел прямо перед собой хозяйку дома, с любопытством из-за занавески глядящую на разыгрывающуюся сцену.

– Пошла прочь, старуха! – закричал он. – Застрелю!.. Совсем прочь! До утра!

Громыхнула дверь в сенцах, послышались удаляющиеся шаги.

– Ну вот мы одни… – Дудицкий прижимал ее все крепче. – Я действительно мог бы сдать вас контрразведке, но я…

– Отпустите! – сдавленно крикнула Наташа и с силой вырвалась из его объятий. – Не прикасайтесь, если хотите, чтобы я вас слушала!

– Хорошо. Не к спеху. У нас до утра много времени, – спокойно согласился поручик и присел на диван. – А почему же вы не спрашиваете, за что я мог бы вас сдать контрразведке?