Игорь Болгарин - Седьмой круг ада

– Это называется: из огня да в полымя, – покачал головой Вильчевский. – Избавившись от одной скандальной истории, мы попадем в другую. Извините за солдатскую прямоту, господин Федотов, но я не вижу гарантий!

– Они есть. Во-первых, на наших с вами договорах уже не будет столь неосторожной визы главнокомандующего, похожей на мину замедленного действия. Во-вторых, не в интересах нашего банкирского дома, чтобы об этой сделке узнали союзники.

– Да, но если Сергеев тем не менее… – неуверенно начал было Вильчевский.

– Он ничем больше не напомнит о себе! – решительно и жестко сказал Фролов. – Я повторяю: и в этом, и во всем другом мы гарантируем строжайшее соблюдение тайны.

«Вроде бы действительно порядочный человек, – подумал Вильчевский. – Не согласимся – потеряем важного делового партнера. Останемся в окружении жуликов-торгашей…»

Вслух он сказал:

– Что в связи с вашим предложением я должен сделать?

– Для начала я просил бы вас передать генералу Артифексову послание главы нашего банкирского дома. И провести предварительные переговоры. Что же касается меня, то я в любой момент готов предъявить свои полномочия. Хочу, чтобы вы также знали: наибольший интерес для нас представляют землечерпательные суда – послевоенная Европа нуждается в них столь сильно, как наша армия – в твердой валюте.

– Хорошо, – расслабляясь в кресле, сказал Вильчевский. – Надеюсь, и все дальнейшее будет в рамках закона… – Он подумал, что слова его звучат слишком неопределенно, и сказал доверительно, – я принимаю ваше предложение, Василий Борисович. Но вот что… Пусть это соглашение будет нашей с вами тайной. Мне бы не хотелось лишних на этот счет разговоров – они так быстро превращаются в грязные сплетни!

– Можете быть уверены на этот счет, Павел Антонович.

Проводив Фролова, Вильчевский достал из сейфа папку, в которой хранились документы, имевшие самое непосредственное отношение к только что завершившемуся разговору. Нашел докладную записку адмирала Саблина – командующего Черноморским флотом, – составленную еще при Деникине. Адмирал явно переусердствовал. В посланном им списке «судов, ненужных флоту», числились линейные корабли «Иоанн Златоуст», «Синоп», «Евстафий», крейсер «Память Меркурия» и пятнадцать миноносцев.

Всего же в списке насчитывалось около пятидесяти пароходов и транспортов. И еще командующий флотом сообщал в своей докладной:

«…мощные землечерпательные караваны Черного и Азовского морей находятся в полной исправности, представляют огромную ценность и подлежат немедленной эвакуации из портов Крымского побережья. В противном случае мы будем вынуждены и впредь неоправданно затрачивать огромные средства на сохранение и поддержание караванов в исправности при вынужденном бездействии их».

На эту докладную он, Вильчевский, ничем не рискуя, и будет ссылаться, рекомендуя правительству вооруженных сил Юга России вступить в деловые отношения с банкирским домом «Борис Жданов и К°»…

Вильчевский знал: под словом «эвакуация» подразумевалась распродажа – казне нужна валюта! Прежде так говорили в ближайшем окружении Деникина, теперь – в ближайшем окружении Врангеля. За плечами адмирала несколько сот тысяч людей. Что будут делать они, если наступит черный день эмиграции?

Не дай бог, чтобы этот черный день настал. А уж если не суждено минуть его… Тогда остается лишь похвалить себя за то, что согласился помогать банкирскому дому «Борис Жданов и К°»!

Несколько дней по возвращении из Джанкоя Наташа не находила себе места. Что еще можно предпринять, чтобы выручить Красильникова? Из всех людей, кому она доверяла, с кем могла посоветоваться, в городе остался только смотритель маяка Федор Петрович Одинцов. К нему она и направилась.

Выслушав рассказ о поездке в Джанкой, Федор Петрович назвал всю эту затею глупостью, которая еще неизвестно чем обернется. Одинцова удивляло, что Наташу не взяли еще там, в Джанкое, как только она заговорила со Слащовым о Красильникове. Смотритель посоветовал ей сменить адрес и понаблюдать, не ведется ли за ней слежка.

Страхи Федора Петровича казались Наташе преувеличенными. Видимо, именно потому ее и не арестовали, что Красильников попал в Джанкойский лагерь по ошибке – иначе Семен Алексеевич не стал бы посылать ей записку, подвергать откровенному риску. И все же что делать – было непонятно.

Хлопнула входная дверь, в прихожей раздались шаги.

– Наташа, ты дома? – это был голос Мити Ставраки.

За окнами быстро густели сумерки, в комнате было уже темно. Следовало бы зажечь лампу, но ей не хотелось вставать с дивана и вообще двигаться – такое вдруг нашло отчаяние…

– Что же ты в темноте сидишь? – Митя нащупал лампу, зажег ее. – Я даже подумал, тебя нет дома… Ну, как ты?

– Плохо, Митя. За Красильникова боюсь. Сижу вот думаю, как помочь ему, чем?! – и ничего не могу придумать…

– А кто он такой вообще, этот Красильников? – спросил Митя. – Кроме того, что ваш с Павлом друг?

– Да, – кивнула Наташа, – друг. И очень хороший человек. Разве ж этого мало?

– Понятно, – вздохнул Митя. – Значит, не доверяешь…

Он подошел к окну, постоял там, словно на что-то решаясь, потом вернулся, сел рядом с Наташей.

– А ведь мы вместе посещали кружок на судоремонтном… Помнишь, как Илья Седов учил нас уму-разуму? «Знание – сильнее револьвера».

– К чему этот разговор, Митя? – Наташа насторожилась.

– Хочу, чтобы ты верила мне, как прежде. Как верю тебе я. Да, верю! И в доказательство… – Митя заволновался, говорил торопливо и сбивчиво. – Вот ты возмущалась: Слащов, мол, выносит направо и налево смертные приговоры, оставаясь безнаказанным… Так знай: Слащов тоже приговорен к смерти!

– Кем? – удивленно спросила Наташа.

– Нашей группой. Собственно, он уже давно приговорен, да понимаешь…

– Митя! – обрадованно воскликнула Наташа. – А я ведь считала тебя… – И теперь уже она, не договорив, замолчала.

– Обывателем? – догадался Митя.

– Не обижайся. Я сама хотела поговорить с тобой откровенно, вот только все было недосуг. – Наташа умолкла, подумав о том, что, пожалуй, не имеет права говорить Мите большего. – Мы еще вернемся к этому разговору.

– Почему же не сейчас? – спросил Митя. – Поверь, мною движет не просто любопытство. Вот приговорили мы Слащова, охотимся за ним… А что из этого выйдет, не знаю – группа наша маленькая, нет оружия. Вот если бы ты связала нас со своими друзьями… Нет, давай все же поговорим откровенно. И не когда-нибудь, а прямо сейчас.

– Потом! – твердо сказала Наташа. – А сейчас я тебя чаем напою.

– Жаль… – Митя огорченно сник.

На станции Симферополь, прежде чем дали зеленый семафор, поезд генерала Слащова около часа стоял на запасных путях: ожидали, когда пройдет встречный из Севастополя.