Игорь Болгарин - Под чужим знаменем

Видавшая виды балалайка звенела весело и громко. Она подпрыгивала, вскидывалась вверх и снова обессиленно падала в руки солдатика, выделывая немыслимые коленца. А молодой балалаечник, по возрасту почти подросток, был с виду непроницаемо бесстрастен, словно каменное изваяние. И казалось, что руки живут помимо него, а он только изредка, слегка скосив глаза, наблюдает за их замысловатой работой.

Машина прокатила мимо деревянного гриба часового – оттуда, волоча за ствол винтовку, выскочил пожилой солдат, вытаращенными глазами уставился на «фиат» и уже вслед машине недоуменно отдал честь. Автомобиль остановился возле приземистого особняка.

Кольцов, не дожидаясь, когда шофер откроет ему дверцу, вышел из машины. Балалайка в руках у балалаечника замерла и упала вниз, солдаты вытянулись, приветствуя офицера.

Кольцов с небрежным адъютантским артистизмом приложил пальцы к козырьку и прошел в помещение градоначальства. А молодой солдат-балалаечник опять присел на ступеньку, поднял руку, расслабил пальцы и на мгновение застыл. Потом снова лихо ударил по струнам.

Юра с неподдельным восторгом уставился на виртуоза, который и сам, прикрыв глаза, вслушивался в чарующее волшебство своей музыки. Кто-то весело и азартно приговаривал:

– Балалаечка играет – мое сердце замирает…

В кабинете градоначальника Кольцов в это время, строго поглядывая на полковника Щетинина, говорил:

– Для встречи наших верных союзников пригласите из местного общества наиболее именитых… Ну и город, само собой, надо привести в порядок.

Вытирая большим фуляровым платком лоб и щеки, одышливо развалясь в кресле, Щетинин записывал распоряжения Кольцова на листке бумаги и суетливо отвечал:

– Сам! Сам, господин капитан, собственным неусыпным оком прослежу за дворниками и домовладельцами. С мылом, с мылом заставлю этих каналий мыть тротуары. Пусть его превосходительство не беспокоится.

– На днях Владимир Зенонович изволил быть в театре и выразил удовольствие, что в городе гастролирует оперная труппа… Англичане и французы, должно быть, большие любители оперы…

Усердно слушавший Щетинин заулыбался.

– Будет исполнено! Прикажу им играть исключительно английские и французские оперы…

Кольцов несколько озадаченно посмотрел на градоначальника, затем, снисходительно улыбаясь, сказал:

– Ну не обязательно английские и французские. Пусть играют то, что у них есть. Неплохо им послушать и русскую оперу, например «Евгения Онегина»…

…А пальцы солдата с непостижимой быстротой касались струн балалайки, бежали по грифу, словно стараясь догнать друг друга, но, так и не догнав, замирали…

Увлеченные игрой солдаты не заметили, как к кругу подошел поручик. По лицу его скользнула злая, оскорбленная гримаса, лицо вытянулось, он нервно передернул плечом и ударом ноги выбил из рук музыканта балалайку.

– Почему не приветствуете офицера? Распустились, скоты! – мальчишечьим фальцетом вскричал поручик.

Солдаты отхлынули от крыльца, приниженные и растерянные, не в силах понять беспричинной злости поручика. Но вытянулись в струнку.

Около поручика остались стоять только солдат-музыкант и Юра. Солдат понуро смотрел на разбитую балалайку, лежавшую у ног Юры.

Поручик брезгливо посмотрел на балалайку, перевел взгляд на солдата и опять закричал:

– Как стоишь?!

И тут шагнул вперед Юра. Он вскинул голову и возмущенно крикнул:

– Вы гадкий человек! Вы не смеете так поступать!..

– Что?.. Что ты сказал?! – Разъяренный офицер резко обернулся к Юре.

– Поручик, подойдите сюда!

У полуколонн подъезда стояли Кольцов и Щетинин.

– Слушаю! – козырнул поручик, подбегая и не понимая, к кому обращаться – дородному, но неряшливому, в мятом кителе полковнику или щеголеватому молодому капитану со сверкающими аксельбантами.

Кольцов, небрежно вскинув два пальца к фуражке, процедил сквозь зубы:

– Воюете со своими солдатами? Не стыдно вам?

– Представьте, не стыдно! – вдруг задергался поручик, и в глазах его проступили слезы. – Такие вот развеселые мужички грабили наше имение… И сожгли. Мать погибла, сестра…

Юра посмотрел на стоявших поодаль солдат. Он увидел разные лица – злые, покорные, гневные, смиренные. На некоторых было различимо даже выражение сочувствия к юнцу-поручику с его латаной гимнастеркой, старыми чинеными сапогами. Но было и нечто общее на этих лицах – печать страшной усталости от бесконечных войн.

– Дисциплины больше нет! – кричал поручик. – Офицеров не признают… А вы что думаете, мне в спину не стреляли?.. И к этому привел либерализм, с него началось…

– Тсс! – Кольцов поднес палец к губам. – Хватит, поручик. Успокойтесь. – И громко сказал Щетинину, так, чтобы слышали солдаты: – Господин полковник! А вот вам и лучший концерт для гостей. Русская экзотика: балалаечники-солдаты. Соберите эдак дюжину музыкантов. Чем больше – тем лучше.

– К исполнению! – заулыбался толстяк-градоначальник. – Лучших соберу. Не хватит – городских музыкантов в гимнастерки одену! Лучшие инструменты найду! – И обернулся к поручику: – А вы, голубчик, ступайте, ступайте! – махнул он рукой. – Капель примите, что ли…

Обратно Кольцов и Юра шли пешком. Позвякивали шпоры капитана. Оба были немного взволнованы сценой. Юра исподтишка наблюдал за своим наставником. Наконец он решился и спросил:

– Павел Андреевич, а у вас тоже мужики разграбили имение?

– Не знаю. Давно в тех краях не был, – сухо ответил Кольцов. – А вообще, Юра, сейчас большинство офицеров из простых семей. Какие имения…

И снова они шли сквозь многоголосую толпу. Что-то выкрикивали мальчишки-газетчики. Миловидные девушки гремели содержимым металлических кружек с надписью: «В пользу раненых». Каждому, кто опускал в кружку деньги, они с улыбкой вручали цветы.

– Павел Андреевич, а когда мы начнем? – спросил Юра.

Кольцов не понял.

– Что?

– Ну, обучать меня стрельбе из нагана?

– А-а… Как-нибудь… вот буду посвободнее… – рассеянно ответил Кольцов.

– Нет! Сегодня!.. Сегодня же, Павел Андреевич… Ладно? – Юра чувствовал подавленное настроение Кольцова и считал, что и ему тоже нужно отвлечься.

– Ну что ж… – согласился Кольцов. Он уважал в людях упорство и целеустремленность. И еще подумал: «Интересно, для чего ему нужно оружие? Из мальчишеского тщеславия или же задумал что-то?..»

Они прошли мимо гостиницы и спустились к пустырю, где в приземистом деревянном бараке размещался офицерский тир.

Одноногий солдат, обслуживающий тир, обрадовался посетителям: работы у него было немного, и он откровенно скучал. Торопливо выложил на стойку несколько духовых ружей.

– Мы попробуем своим оружием, – сказал Кольцов и, вынув из кобуры небольшой бельгийский браунинг, показал, как с ним обращаться, и после этого передал Юре: