Амеде Ашар - Королевская охота

— Я, сударь, воин, стало быть, говорю, как воин. А вы, я вижу, решили пошутить. Так говорите, будем смеяться вместе.

— Боже упаси меня от этого!

— Тогда позвольте указать вам, что, имея лишь плащ да шпагу, не женятся на бедных девушках, у которых приданого — одно хорошенькое личико.

— Оно многого стоит…

— По утрам, когда хочется кушать, красоты недостаточно.

— Ты прав, как всегда.

— Кончено! Нищий дворянин…Да вы же принесете несчастье девушке, которая вас любит.

— Хорошо. Женюсь не иначе, как на богатой вдове.

— Стало быть, вы отказываетесь от мадмуазель де Блетарен?

— Что же остается делать?

— И вы можете мне говорить такое?

— Кому же еще? Ты мой ментор.

— Это ужасно! Я знаю вас с детства, но чувств ваших не понимаю.

— Но они следствие твоих мудрых наставлений!

— Вы что же, смеетесь надо мной? Я вам давал совет жениться на вдове? И вы хотите покинуть бедную девушку под пустым предлогом, что вы нищий? Это не для дворянина! Она же вас любит! И умрет, если вы её оставите!

— Как умрет?!

— Вы, видно, не знаете молодых девушек, да ещё такого благородного происхождения. Лучшей женитьбы, как на мадмуазель Блетарен, для вас нет!

— Ты все же так думаешь?

— Ручаюсь! Счастье ведь не в золоте. Впрочем, мадмуазель де Блетарен вовсе не так бедна, как библейский Иов.

— Что? Она скрыла от меня свое состояние?

— Нет, конечно, вы просто сами ничего не видите.

— Объяснись.

— Пожалуйста.

И Кок-Эрон принялся загибать пальцы.

— Бережлива: не дает вам промотать восемь-десять тысяч ливров в год. Умеет распоряжаться: сбережет ваше состояние, которое вы обязательно наживете. Не любит нарядов, театров и тому подобного. Имеет здравый смысл. Ловка и дальновидна. Состояние в десять тысяч экю — по сравнению со всем этим — ничто.

— А я и не думал о таком расчете.

— Да вы вообще ни о чем не думаете.

— Та прав. Я женюсь на мадмуазель де Блетарен.

— Наконец-то! Сколько же сил мне пришлось потратить, чтобы предостеречь вас от неверных поступков! — произнес Кок-Эрон, вытирая пот со лба.

— Конечно, — едва сдерживая смех, сказал Эктор, — только мне кажется, ты чересчур стараешься, чтобы доказать, что я прав.

Кок-Эрон выпрямился. Он уже открыл было рот, чтобы возразить, но тут был прерван Сидализой. Та подъехала к нему и с комичной важностью произнесла:

— Ах, Боже мой, что с вами? Вы бледны, как мертвец.

— Я?!

— Вы. Если только сам черт не вселился в вас, чтобы его не узнали.

— Это странно.

— Очень.

Кок-Эрон покосился на Эктора. Тот сделал вид, что ничего не слышал.

— Слушайте, — продолжала Сидализа, — да у вас же лихорадка. Теперь вы пожелтели!

— Но я совершенно здоров.

— Не верьте этому. Возьмите посмотритесь.

И она протянула Кок-Эрону маленькое зеркальце. Тот схватил его и поднес было к лицу. Но тут Сидализа схватила у него шляпу и, дав шпоры коню, прокричала:

— Вот это вас освежит и вы разрумянитесь!

Кок-Эрон громыхнул проклятьем и пустился следом. Они обогнали ехавших впереди Поля и Рипарфона и исчезли в пыли за поворотом.

Так промчались они один-два лье, как вдруг пара собак выскочила навстречу Сидализе. Лошадь её испугалась, шарахнулась в сторону и перемахнула через плетень. Сидализа вылетела из седла и потеряла равновесие.

Кок-Эрон был всего в нескольких шагах, однако разогнавшаяся лошадь пронесла его мимо. Сидализа непременно бы упала, если бы следовавший за собаками всадник не успел её подхватить.

Красавица была без чувств, и незнакомец плеснул в лицо ей несколько капель воды. Тут подоспели Кок-Эрон и Фуркево. Поль быстро соскочил с коня.

— Ничего, ничего, сударь, — произнес охотник. — Смотрите, она открыла глаза.

И действительно, Сидализа, открыв глаза, быстро все поняла и легко встала на ноги.

— Черт вас возьми! — воскликнул Кок-Эрон, увидев, что она в полном порядке.

— Спасибо, приятель, я его не боюсь, — со смехом возразила Сидализа.

— Можно думать, вы меня напугали, — проворчал солдат. — Возьмите зеркальце и отдайте мне шляпу.

Пока Кок-Эрон говорил, незнакомец с любопытством к нему присматривался. Но Кок-Эрон не обратил на это внимания, поспешив снять свою шляпу с ветки, торчавшей из плетня.

Тем временем подъехали Эктор и Ги. Заметив Эктора, незнакомец не смог скрыть удивления. Его глаза, прикрытые мохнатыми бровями, переходили с господина на слугу и обратно со странным выражением, в котором смешивались беспокойство, удовлетворение и что-то еще.

Тут стал накрапывать дождь.

— Скорее по коням! — скомандовал Ги.

— Господа, — обратился незнакомец, вежливо раскланявшись, — ближайшая гостиница в трех лье отсюда. Мадмуазель не в состоянии перенести этот путь. Зато за этими деревьями дом здешнего хозяина, который с удовольствием предложит вам приют. Я знаю, я там был вчера.

— Едем туда! — воскликнул Поль.

Раскланявшись с незнакомцем, велевшим своему слуге ехать вперед, компания последовала по указанной дороге.

Незнакомцу, ехавшему впереди, было лет сорок — сорок пять. Темноволосый мужчина среднего роста и крепкого сложения, с благородной осанкой и горделивым взглядом, хотя при виде Эктора и выразил удивление, но тем не менее раскланялся с ним предельно вежливо.

Через некоторое время они подъехали к красивому замку у подножия холма.

— Перед вами дом герцога Мазарини, — сказал незнакомец. — Его самого я не вижу. Позвольте, я провожу вас к нему.

Решетка ограды откатилась на колесиках, и кавалькада въехала во двор замка. Завидев её, хозяин вышел навстречу гостям и вежливо раскланялся.

— Милости просим, — произнес он, — все в этом замке, в том числе и я, к вашим услугам.

Герцог де Рипарфон отрекомендовал себя и своих друзей. При упоминании имени де Шавайе он незаметно для окружающих, но достаточно внимательно взглянул на Эктора.

— Прошу пожаловать в дом, господа, — заметил Мазарини. — К счастью, погода портится, и я очень надеюсь, что она поможет мне задержать вас у себя подольше.

Все прошли в зал с роскошной мебелью и дорогими картинами. Мазарини попросил подождать, пока не приготовят комнаты.

— Странно, — заметил между тем Фуркево, — эти произведения искусства кажутся мне лучше итальянских и фламандских, но статуи обезображены, а картины испачканы. Вот Венера с разбитой грудью и «Нимфа» Корреджо, от которой остались только голова да ноги.

И действительно, казалось, все статуи словно подверглись ударам варварского молота, а картины были перепачканы варварской кистью.

Приведший их незнакомец улыбнулся.

— Вас это удивляет, господа, — произнес он, — но то, что видите, ничто по сравнением с тем, что вы ещё увидите.