Евгений Федоровский - Операция «Фауст»

Позолота давно стерлась от многих рук. Первым взял ее семнадцатилетний корнет из охранного эскадрона короля Фридриха, и более двухсот лет своим пронзительным серебряным горлом поднимала она бойцов, бросала в седла надежных коней, равняла ряды перед сражением, играла отбой. Ветры многих войн трепали ее черный флажок с острым тевтонским крестом. Не раз падала она из мертвых рук горниста – в пыль, кровь и грязь – под широкие копыта лошадей и сапоги солдат. Помялись ее бока, остались зазубрины от стальных подков. Но дудка возвращалась в строй, как старый воин, передавая от поколения к поколению славу воинственных предков.

Дудка скидывала с постели скорее фельдфебельского окрика. Не одеваясь, Маркус мчался в гимнастический зал. Потом умывался, завтракал, шел на занятия. В строгом и хладнокровно продуманном методе воспитания заключался главный смысл порядка в третьей империи: «Слушай и повинуйся!» Лозунги в Германии заучивались с такой же старательностью, с какой унтер добивался блеска своих пуговиц. «Нам не нужен ум, нам нужна преданность». «Кто не готов умереть за свою веру, тот недостоин ее исповедовать». «Рейх требует дисциплины, чувства долга и способности идти на жертвы». «Не сила разума возвышает нашу империю, а героическая убежденность, самообуздание, вопреки протестам мудрствующего разума».

Все эти лаконичные, понятные и безнадежному тупице каноны озаряло сияние вождя, заменившего идолов и богов.

В 1841 году поэт Август Фаллерслебен написал на музыку Йозефа Гайдна слова: «Германия, Германия превыше всего». Он вкладывал в них призыв к единству против раздробленности страны. Но когда германский национализм ринулся в схватку за место под солнцем, эти слова зазвучали иначе, приобрели совершенно иной смысл.

«Юбер аллее» – значит «над всем, подавляя всех». Такую трактовку получил государственный гимн.

«Дойчланд, Дойчланд юбер аллее» – с этими словами шли в атаку и умирали молодые немцы у Вердена и Седана.

«Юбер аллее» – принял на вооружение нацизм перед тем, как снова ринуться в поход «за жизненное пространство» и погнать в бой новые поколения.

Училище в Карлсхорсте на протяжении веков занимало особое место в разбойничьем ремесле. Основатель его, курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм, любил окружать себя солдатами-великанами. Дети этих рыцарей тоже мечтали о ратной славе. Для обучения их военному делу курфюрст учредил пансион, приказав построить казармы и плац рядом со своим замком. Малолетние воспитанники познавали искусство владения мечом и шпагой, мушкетом и аркебузой, изучали баллистику и фортификацию, топографию и навигацию, способы ведения боя в пешем и конном строю. Многие полководцы, артиллеристы, инженеры-вооруженцы, саперы начинали свой путь с пансионата в Карлсхорсте. В этой же школе воспитывались некоторые королевские, а позднее императорские дети.

В начале ХХ века Вильгельм II перестроил казармы, расширил плац, основал музей, куда собрал оружие германцев, начиная с коротких мечей времен Римской империи и кончая полевой скорострельной пушкой самого последнего образца с завода Круппа в Руре.

После победы нацистского движения сынкам военно-аристократических фамилий пришлось потесниться. Рядом с потомком Мольтке место за партой заняли сыновья промышленников, бакалейщиков, фашистских бонз. На опустевших полках старинной библиотеки остались лишь труды по военному делу, истории, иностранным языкам, а также новые сочинения пропагандляйтеров в коричневых и черных мундирах СА и СС. «Я не хочу, чтобы голова молодого немца забивалась неуклюжим умствованием и крохоборческой логикой». Этих слов фюрера было достаточно, чтобы во всех учебных заведениях до минимума сократить курс гуманитарных наук.

В инженерном училище в Карлсхорсте, кроме специальных дисциплин, обязательными оставались только русский язык и история тысячелетнего рейха.

Историю вел гнусавый оберст [19] Оберст – чин полковника в вермахте. Вебер по кличке Библейский Вор. Обычно он вскакивал на кафедру и, размахивая костлявыми руками, вопил:

– Господа! Великое счастье быть немцем! Природа даровала немцу трудолюбие, ум, предприимчивость. На тронах почти всех монархических государств сидели родичи немецких династий. Нас ненавидят как раз за то, что мы хорошие. Нам завидуют, потому что мы умнее и энергичнее других. И, завидуя, отказывают во всем, что составляет наши жизненные интересы.

Вебер сбегал с кафедры и трагически понижал голос:

– Мы живем в тесноте и давке. У нас слишком много людей в маленькой стране. Это несправедливо.

И неожиданно взрывался до крика:

– Немец нуждается в пространстве! Фюрер вложил вам в руки меч! Так добудьте землю этим мечом!

Очень часто Вебер прибегал к изречениям из Библии, но выдавал за свои, за это и получил нелестное прозвище.

Как и всюду в стране, так и в училище процветали наушничество, лесть, подозрительность, двурушничество, система взаимной слежки. Организатором такой системы, ее душой, в училище был культурфюрер [20] Культурфюрер – должностное лицо в фашистской Германии, занимающееся культурным и политическим воспитанием граждан. Шмуц, которого звали попросту Собакой. Даже в таком аполитичном занятии, как спорт, Шмуц приказывал прививать воспитанникам нацистские идеи, которые якобы «импонируют молодым сердцам, жаждущим мгновенного действия и честолюбия».

Однажды он появился в спортивном зале, где занимались боксом отобранные Маркусом силачи. Тщедушный, с узким бледным лицом, вечными капельками пота на яйцеобразном черепе, он крадущейся походкой приблизился сзади и потянул Хохмайстера за рукав:

– Я недоволен вами.

– Не понимаю, культурфюрер…

Шмуц недобро повел носом:

– Уж не думаете ли вы, что пожалованные фюрером привилегии позволяют вести вам антинацистскую пропаганду?

Бледнея, Маркус потребовал:

– Объясните!

– Рассказывая о тех или иных приемах в боксе, вы то и дело ссылаетесь на опыт французишки Арну, какого-то русского Харлампиева, полячишки Бекацкого…

– Но это настоящие мастера и теоретики бокса!

– Нет! Истинными мастерами могут быть только немцы.

Разумеется, Маркус не спросил, кто наябедничал на него. Однако после этого разговора у него пропала охота работать с фенрихами, из которых надеялся сделать надежных бойцов. Кто-то из них нашептал культурфюреру. А с такими в бой не пойдешь.

Тем не менее ему пришлось смириться с порядками в училище. Из группы он выделил только двоих – Вилли Айнбиндера и Иоганна Радлова. Оба были физически крепче остальных, умнее и преданнее ему. Они хорошо знали русский язык и помогали на занятиях. Сын секретаря посольства Вилли Айнбиндер долго жил в Москве. А нянькой и первым учителем Иоганна Радлова, сына помещика из Восточной Пруссии, был русский офицер, пожелавший после плена остаться в Германии.