Владимир Андриенко - Галерные рабы его величества султана

Яненченко в последнее время часто замечал за своим гетманом такие вот неожиданные вспышки ярости. Заводился Юрий без всякой причины. Ему мог не понравиться взгляд мешанина или казака, или не совсем вежливым показаться поклон купца.

— Оставь, пан гетман! Про то ли нам стоит думать?

— Все мне противятся! Все! Отчего у нас всегда так? Что у нас за народ? Они не чтят своих гетманов. Они постоянно готовы укусить руку, что их кормит.

Яненченко ничего не ответил на это. Но подумал, что Юрий мало еще, что сделал, чтобы завоевать хоть немного уважения к своей особе.

"А ведь он сейчас еще хуже, чем был. Этот бешенный Юрась, как его называют в Чигирине. Сможет ли он хоть когда-нибудь стать хорошим гетманом для Войска Запорожского? Неужели думает, что его заносчивость и грубость помогут ему управлять страной?"

— Я сегодня не желаю возвращаться в Чигирин, — вдруг заявил гетман.

— Как? Но пан забыл, что…

— Я ничего не забыл, пан хорунжий. Но я гетман и сегодня моя воля такова. Я поеду в Субботов.

— Юрий, так нельзя! — решительно возразил Яненченко. — Ты слишком заносишься. Какая муха тебя укусила? Эти крестьяне плохо тебе поклонились? Неужели тебя не понятно, что ты не смеешь произносить слов "моя воля". Ты не монарх, ты выборный гетман!

— Вот и ты мне перечишь, Иван! Мало я сделал для тебя?

— Я ценю все, что дал мне гетман, но сейчас действую в интересах гетмана и из моей большой преданности ему. Юрий, нас сегодня ждут полковники и посланник Шереметева. Он же посланник самого московского царя. Они ждут слова пана гетмана.

— А мне пока нечего им сказать, Иван, — молодой Хмельницкий уже успокоился.

Больше он ничего не сказал Яненченко и дал шпоры своему коню. Тот рванулся вперед. Охрана и генеральный хорунжий Войска Запорожского последовали за ним….

Полковник Брюховецкий надел свой самый лучший кафтан и подпоясался шелковым кушаком с золотыми нитями. За кушак он сунул свой пернач, символ полковничьей власти и принял из рук джуры дорогую саблю — подарок самого царя.

Он спешил в зал, где собрались полковники и генеральная старшина Войска Запорожского. Предстояло обсуждать весьма важные вещи. Ему еще вчера сообщил посланец из Ржищева, где собралась новая казацкая рада, о том чего требуют казаки.

Сколько уже было этих рад за последнее время! Голова могла пойти кругом. Рада в Гармановцах, где низложили Выговского, и предварительно утвердили молодого Хмельницкого. Сколько сил она забрала у него и сколько добавила ему седых волос.

Затем после избрания Юрия именно он Иван Брюховецкий вынужден был отправиться на Запорожье, чтобы поддержали запорожцы нового гетмана, и не возникло в Украине новой усобицы.

Сколько тогда он золота потратил на подкуп и на подарки куренным атаманам. Сколько горилки поставил братчикам-запорожцам, пока убедил их поддержать нового гетмана единогласно. Сам Иван Сирко тогда похвалил его расторопность и ум.

— Умеешь ты говорить с казаками, Иван, — сказал тогда Сирко. — Даже я так бы не смог их убедить. А они уважают меня.

— Это благодаря тебе у меня все получилось, — произнес ответный комплимент Брюховецкий. — Казаки в тебя верят. Ты отличный кошевой атаман, Иван.

— Я за то чтобы сын Богдана стал нашим гетманом. Я всегда был против Выговского. Он продал Украину ляхам!

Затем Брюховецкому пришлось отправиться в Белую Церковь и там снова на новой казацкой раде, добиться очередного избрания Юрия Хмельницкого в гетманы. На этот раз Юрий был провозглашен гетманом единогласно и его булаву уже никто не оспаривал. Признал его власть и царь Алексей Михайлович. И вот тебе новая рада в Ржищеве!

Первым Брюховецкого встретил полковник Яким Сомко.

— Уже знаешь вести из Ржищева? — спросил он.

— Знаю. Но как ты, полковник, узнал про это так быстро? — Брюховецкий был удивлен тем, что осведомители Сомко работали не хуже его собственных.

— Не важно как я узнал. Важно, что мы буем делать? Казаки требуют усиления власти гетмана, пан Иван, и полной самостоятельности украинской православной церкви.

— Я то знаю, — угрюмо произнес в ответ Брюховецкий. — Царь никогда не пойдет на это. Ты, пан полковник, ведь знаешь, что за требования привез в Чигирин полковник Ляпунов.

— Как не знать. Царь требует слишком много и сразу. Стоит действовать немного осторожнее.

— Пан Яким, так и не понял, что московские цари хотят получать то, что желают. У них на Москве иные порядки чем у нас. А и две армии князя Трубецкого и боярина Шереметева могут поддержать эти требования.

— Наших казаков мутят известные тебе полковники. Не со своего же голоса они поют! И теперь нам не обойтись без новой Рады! И созвать её надобно в Переяславле, там где созывал Раду Богдан. До биса Ржищевскую раду!

— Этого хотят москали? — спросил Брюховецкий. — Что же. Трубецкой прав.

Они вошли в зал, где уже собрались многие властные люди в Украине. Это были те, от кого зависели судьбы страны. Паны полковники и паны старшина генеральная. Сколь разными они были! И выходцы из шляхты православной, блестяще образованные и умные, и выходцы из низов, из буйной казацкой голоты, что саблей прорубила для себя место на этом украинском Олимпе, и вчерашние мещане, и недоучившиеся спудеи, и сланные своими подвигами казаки.

— Панове, а где же гетман? — спросил киевский полковник Екимович.

— Он давно должен был вернуться!

— Пана гетмана нет в Чигирине! — произнес полковник Сомко.

— Но когда он вернется?

— Да на кой он вам сдался? — спросил полковник Золотаренко. — Мы и без него все решим. Наш гетман еще зело молод. Пусть слушает старших, и учиться управлять.

— Оно так, пан Василий, — согласился с Золотаренко Брюховецкий, — но он все же наш законный гетман.

— А мы Рада генеральная Войска Запорожского, пан Иван. И ежели гетмана нет, то дела нам все оно делать надобно. Вопросов много накопилось.

— Верно! Если гетман не соизволил явиться, то все решать станем без него! — произнес Яким Сомко.

Трапезунд: имение Ферхада

Федор Мятелев, когда поляк и Реджеп ушли, не стал ограничиваться простой роль стороннего наблюдателя. Он быстро спустился вниз и подошел к пастухам, что пасли овец в долине.

— Привет вам, православные, — Федор сразу узнал в этих людях своих единоверцев. Он обратился к ним по-русски.

— Привет и тебе во имя господа Иисуса Христа! — ответил высокий и тощий пастух в рваном треухе и облезлом кожухе. — Земляк?

— Я из Москвы, — признался Федор. — А ты человече судя по говору рязанский?

— Оно так. Из под Рязани я. Роман я. А вот он Гришка. А только языка у него нет. Отрезали нехристи и потому говорить он не может. Но слышит все. Верно, Гришка?