Крис Хамфрис - Французский палач

И это при том, что его брат еще оказался в числе счастливцев! Им обоим повезло. Дюжина его людей погибла от рук своих товарищей, кое-кто покончил с собой. Они умерли, крича от ужаса, одержимые бесами. У каждого имелся свой бес, и все эти бесы были разными – но одинаково пугающими. Тела уходили из жизни вследствие многочисленных кинжальных ударов в грудь, но всякий, кто видел эту смерть, не мог не заметить отверстий, оставленных сатанинскими вилами, когда те вырывали душу из плоти. А те, кто выжил, – все получили повреждения тела или ума. Еще полдюжины солдат дезертировали в ту первую ночь, уползая по домам. Оставшиеся, скорченные недугом, в страхе цеплялись друг за друга. Единственный, кто казался прежним, был человек, который сейчас ехал во главе отряда.

Однако Чибо знал, что это только внешнее впечатление. Он-то видел, что Генрих фон Золинген забрал угли, оставшиеся от огней святого Антония, и теперь они светились в его глазах. Ум баварца был исковеркан под стать его лицу.

Именно Генрих кое-как организовал путников после того, как самые страшные кошмары ушли. Это он возглавил поиски шестипалой руки. Это он убедил своего господина в том, что появление палача, забравшего реликвию, не было галлюцинацией. И аббат подтвердил его слова перед тем, как Генрих убил его. Аббата и его молодого исповедника – обоих. Необходимо сохранять видимость того, что они направляются в Германию на Священную войну. Их история потеряла бы всякую убедительность, если бы стало известно, что они распяли прелата.

Чибо оценил предусмотрительность своего телохранителя. Именно ради Священной войны они и попали в Мюнстер. Папский легат, Петро Паоло Верджерио, был весьма смущен их неожиданным появлением во Франкфурте и поспешил отправить их дальше. Он объяснил, что ситуация весьма непростая: папа пытается созвать в Мантуе общий совет, на котором присутствовали бы обе стороны – протестанты и католики. И он опасался, как бы высокопоставленный архиепископ не смутил кого-то из колеблющихся.

– Почему бы вам не отправиться в Мюнстер, где католики и протестанты объединились против простолюдинов-анабаптистов? – предложил он. – Это – знак того, что мы в состоянии разрешить наши противоречия. Ваш опыт «крестоносца» может оказаться там полезным.

От Чибо не укрылся тон, которым это было сказано, и мысленно он пообещал себе, что когда-нибудь обязательно сквитается с этим чванным дурнем. Однако ему нужно было где-то остановиться, пока его шпионы будут обшаривать все германские государства в надежде получить известия о руке. Кое-какие рыцари с большой дороги из числа знакомых Генриха допрашивали компанию, которая подходила под описание. Это было у границы. Потом какие-то хмурые подмастерья-лютеране признали, что видели тех же людей по другую сторону границы. А потом… ничего. Они исчезли. Так что с тем же успехом дожидаться известий можно было в Мюнстере. Пусть все видят, как архиепископ Сиенский преследует цели Святой Церкви. А тем временем он будет преследовать свои собственные.

Тут кашель Чибо немного унялся. Его внимание привлекли радостные крики. Заметив, что они находятся уже в нескольких сотнях шагов от знамен, он приказал Генриху остановиться.

– Мне надо переоблачиться в священническое одеяние, чтобы приветствовать тех, кому я пришел на помощь.

– А ваш брат?

Чибо взглянул на Франчетто, который продолжал что-то бормотать во сне.

– Оставь его здесь. Нам и без того придется давать слишком много объяснений. Пойди и объяви о моем приезде.

В чистых одеяниях, сопровождаемый почетным караулом из той дюжины солдат, которые уже были в состоянии держаться прямо, архиепископ Сиенский прошествовал в шатер епископа Мюнстерского. Он ожидал, что его примут куда более торжественно, как подобает при встрече двух князей Церкви. Однако небольшой шатер епископа был заполнен народом, а сам епископ был слишком возбужден, чтобы соблюдать формальности. Чибо уже встречался с ним прежде, на нескольких совещаниях, которые устраивались в первые годы лютеранского раскола. Епископ Мюнстерский был легко возбудим, невоспитан, чрезмерно фамильярен (чем вообще грешат многие немцы). Время ничуть его не изменило. Оно только добавило несколько лишних подбородков на лицо, которое и прежде не отличалось отсутствием излишней плоти.

– Ах, дорогой мой, как мило, что вы приехали! – произнес глава Мюнстерской епархии, словно итальянец заглянул к нему поужинать. – Жаль, что мы не можем принять вас более торжественно, но ваше прибытие совпало с великим днем. Есть первый знак того, что враг вот-вот сдастся. Скоро, очень скоро я получу мой город обратно! Вы знакомы с ландграфом?

Высокий мужчина в полных боевых доспехах, со шлемом под мышкой и жезлом командующего в руке оторвал взгляд от карты, не скрывая досады на то, что его отвлекают. Седая борода Филиппа Гессенского выбилась из-под латного воротника, серые глаза хмуро смотрели с обветренного морщинистого лица. Он не стал подниматься и целовать кольцо Чибо, только сдержанно кивнул, пробормотал что-то по-немецки и снова начал выслушивать доклады окружавших его военных.

– Боюсь, он не принадлежит к числу нашей паствы, – прошептал епископ, слишком близко придвинувшись к лицу Чибо и обдавая его запахом несвежей капусты. – Ах, ну что поделаешь! Новый мир. Но именно этот человек поможет мне получить Мюнстер обратно.

Чибо выслушивал тираду в адрес анабаптистов, показавшуюся ему бесконечной, пока наконец какая-то суета у входа в шатер не отвлекла епископа. Солдат, одетый в его цвета, подбежал, зашептал ему что-то на ухо, а потом передал небольшой свернутый в трубку лист пергамента. Епископ прочел его, захлопал в ладоши и снова окликнул ландграфа:

– Мой милый князь, нам надо очистить шатер. Здесь могут остаться только самые доверенные наши офицеры. Я получил известия из города. Возможно, эти известия помогут нам овладеть им!

Услышав столь громогласное требование соблюдать тайну, Филипп нахмурился, однако подал знак своим офицерам, так что просьба епископа быстро была исполнена. Многозначительный взгляд Филиппа в сторону Чибо заставил епископа поспешно вступиться за собрата-католика:

– Его высокопреосвященство прибыл сюда со своими людьми, чтобы помочь нам. Он не меньше нашего хочет, чтобы наши враги были повержены. Он должен остаться.

Ландграф кивнул, довольно неохотно, а потом дал знак стражнику, охранявшему вход.

Занавеска, служившая дверью, отодвинулась, и в шатер ввели двух женщин из семейства Фуггеров, Герту и Алису.

Джанук спросил скандинава:

– Ты хорошо умеешь красться?

– Я никогда не крадусь! – гордо заявил тот.