Кейт Мосс - Святилище

Мередит глубоко вздохнула. Париж, город Дебюсси, казался ей родным. После безумной суматохи сборов и отъезда с трудом верилось, что она все-таки здесь. Она посидела минуту, любуясь городом, потом достала и расстелила на столе карту. Уголки свесились вниз, как будто она накрыла стол яркой скатертью.

Она заправила за ухо несколько выбившихся прядей и склонилась над картой. Первым в ее списке адресов стояла улица Берлин, на которой Дебюсси с родителями и братьями-сестрами проживал с раннего детства до двадцати девяти лет. Дом стоял всего через квартал от квартиры поэта-символиста Стефана Малларме — в его знаменитом салоне по четвергам бывал Дебюсси. После Первой мировой войны улицу, как и многие другие с немецкими названиями, переименовали в улицу Льеж.

Мередит провела по ней пальцем до улицы Лондре, где Дебюсси снимал меблированные комнаты для себя и своей любовницы Габи Дюпон в январе 1892-го. Дальше шла квартирка на крошечной улочке Гюстава Доре, дом 17. Рядом, сразу за углом — улица Кардине, где они жили, пока Габи не ушла от него под новый, 1899 год. Дебюсси оставался по тому же адресу с первой женой, Лилли, еще пять лет, пока и эта связь не прервалась.

В смысле расстояний и маршрутов Париж оказался очень удобным городом. Все можно обойти пешком, тем более что Дебюсси провел жизнь в относительно маленьком районе, на улицах, лучами расходившихся от площади Европы до границы с Восьмым и Девятым округами у вокзала Сен-Лазар.

Мередит обвела нужные адреса черным маркером, с минуту разглядывала получившуюся картину и решила начать с самого дальнего, чтобы, возвращаясь, приближаться к отелю.

Она сложила карту, с трудом заставив ее согнуться по прежним складкам, допила кофе, смахнула со свитера крошки и один за другим облизала пальцы, отгоняя искушение заказать что-нибудь еще. Стройная худенькая Мередит, надо сказать, любила поесть. Пирожки, булка, пирожные — все то, что теперь числится вредным. Она оставила бумажку в десять евро по счету, добавила горсть мелочи на чай и отправилась в путь.

Меньше четверти часа ей понадобилось, чтобы добраться до площади Конкорд. Отсюда она повернула на север, мимо базилики Мадлен, необычной церкви, напоминающей римский храм, и дальше по бульвару Малешерб. Еще через пять минут она свернула на авеню Веласкеса к парку Монсо. После грохота машин на главных улицах эти престижные тупички казались отчужденно тихими. Платаны с пятнистой, как веснушчатые руки стариков, корой стояли вдоль тротуара. На многих стволах виднелись надписи. Мередит оглядела выстроившиеся вдоль сада белые здания посольств, бесстрастные и какие-то надменные. Остановилась и сделала несколько снимков, чтобы не забыть со временем планировку квартала.

При входе в парк Монсо было вывешено летнее и зимнее расписание. Мередит прошла в черные кованые ворота и оказалась на широкой зеленой лужайке. Сразу представилось, как гуляли здесь по широким аллеям Лилли, Габи, а может, и сам Дебюсси за руку с дочкой. Длинные белые летние платья мели пыль на дорожках, а может быть, дамы под широкополыми шляпками сидели на зеленых металлических скамеечках, расставленных вдоль газона. Отставные генералы в военных мундирах и темноглазые дети дипломатов, гоняющие деревянные обручи под бдительным присмотром гувернанток. Сквозь зелень просвечивала декоративная колоннада — копия греческого храма. Чуть дальше каменная пирамида ледника, отгороженная от посетителей, и мраморные статуи муз. В конце парка вереница пони катала взад-вперед восхищенных детишек.

Мередит наснимала множество фотографий. Если забыть об одежде людей и сотовых телефонах, парк Монсо почти не отличался от виденных ею фотографий столетней давности. Все было так живо, так отчетливо.

С удовольствием покружив полчаса по парку, Мередит наконец повернула к выходу и оказалась перед станцией подземки на северной стороне. Надпись: «Линия Монсо № 2» над входом, стилизованная под модерн, могла бы выглядеть так же во времена Дебюсси. Она сделала еще пару снимков, потом перебралась через шумный перекресток и очутилась в Семнадцатом округе. После старинного изящества парка кварталы здесь представлялись почти трущобами. Дешевые магазинчики, одинаковые дома. Она легко нашла улицу Кардине и отыскала многоквартирный дом, где больше ста лет назад жили Дебюсси и Лилли. Снаружи он выглядел таким же простым, скучным, непримечательным. В нем не было индивидуальности. Дебюсси в письмах любовно описывал скромную квартирку, рассказывал об акварелях и масляных полотнах на стенах.

Минуту она колебалась, не позвонить ли в звонок. Может быть, кто-нибудь впустит ее осмотреть дом изнутри? Как-никак, именно здесь Дебюсси создал труд, изменивший всю его жизнь, — свою единственную оперу, «Пеллеас и Мелизанда». Именно здесь выстрелила в себя Лилли Дебюсси, когда за несколько дней до пятой годовщины их свадьбы окончательно поняла, что Дебюсси к ней не вернется, что он ушел от нее к одной из своих учениц, Эмме Бардак, и поселился в доме ее матери. Мысль, что Лилли прожила остаток жизни с постоянным воспоминанием о Дебюсси, застрявшим в ее теле, казалась Мередит самой острой, почти болезненной чертой всей истории.

Она протянула руку к серебристому пульту, но удержалась и не нажала кнопку интеркома. Мередит верила в дух места, в то, что при определенных обстоятельствах в некоторых местах может сохраняться эхо прошлого. Но здесь, в городе… слишком много времени прошло. Даже если кирпич и известка остались теми же, за сотню лет человеческий муравейник оставил здесь слишком много призраков. Слишком много шагов, слишком много теней.

Она повернулась спиной к улице Кардине. Достала карту, сложенную аккуратным квадратиком, и стала искать площадь Клода Дебюсси. Нашла — и испытала еще одно глубокое разочарование. Уродливые серые шестиэтажные дома, на углу магазин подержанных вещей. И кругом никого. Все казалось заброшенным. Вспомнив статуи парка Монсо, увековечившие писателей, художников, архитекторов, Мередит сердито подумала, что Париж мог бы почтить одного из своих самых знаменитых сынов чем-нибудь поприличнее.

Она повернула назад, к шумному бульвару Батиньоль. Все, что она читала о Париже 1890-х, Париже Дебюсси, рисовало его довольно опасным местом, удаленным от больших улиц и бульваров. Здесь были места — quartiers perdus, [4] Кварталы пропащих (фр.). — куда лучше было не соваться.

Следующей была улица Лондре, где Габи с Дебюсси сняли свою первую квартирку в январе 1892-го. Хотелось ощутить что-то, почувствовать ностальгию, уловить настроение, но… ничего. Она отсчитывала номера, подходя к месту, где должен был стоять дом Дебюсси. Остановилась, отступила назад, достала блокнот, чтобы убедиться, что не спутала номер, и нахмурилась.