Такаси Мацуока - Осенний мост

Фаррингтон повернулся на бок и закрыл глаза. Надо спать. Если он всю ночь так и будет пялиться в небо и по сотому разу обдумывать одни и те же мысли, толку с этого все равно не выйдет. Завтра они доберутся до монастыря, увидят Эмилию, и все решится. Фаррингтон не был уверен, что все устроится, как следовало бы, в его пользу. Но даже если Эмилия выберет Смита, по крайней мере, тот увезет ее от Гэндзи. Фаррингтон боялся, что она предпочитает Смита ему. Должно быть, так оно и есть, потому что Эмилия никогда не выказывала по отношению к нему никаких знаков привязанности. Он встречал с ее стороны лишь вежливость, с какой порядочная леди общается со знакомым джентльменом. Если Эмилия не испытывает по отношению к нему никаких чувств, тогда, должно быть, ее привязанность отдана Смиту. Но если это так, отчего она так долго не объявляет о своем решении? Фаррингтон знал, что у нее очень нежная, ранимая душа. Возможно, Эмилия не хочет ранить его своим отказом и надеется, что произойдет что-нибудь такое, что можно будет не объявлять о нем. Конечно же, она не желает дуэли между ними. Возможно, она надеется, что Фаррингтон увидит всю безнадежность своего сватовства и сам откажется от него, и ей не придется ничего говорить.

Но была и еще одна возможность. Она пришла Фаррингтону на ум, когда он уже проваливался в сон, и она была столь невыносима, что наутро, проснувшись, лейтенант начисто о ней позабыл.

— Моряк едет один, опережает князя Гэндзи и второго чужеземца примерно минут на пять, если скакать галопом, — доложил разведчик князя Саэмона. — С князем Гэндзи едет господин Хидё и двадцать четыре самурая.

Двадцать четыре человека. Интересно, с чего бы вдруг? Гэндзи всегда путешествовал с минимальным сопровождением. Так отчего же на этот раз он взял с собой такой значительный отряд? Поездку от Эдо до монастыря Мусиндо нельзя назвать ни долгой, ни опасной. Неужто он что-то заподозрил? Конечно же, что бы он ни заподозрил, он не мог угадать замысел Саэмона. Самого Саэмона сопровождало всего десять вассалов. И даже в них не было необходимости. Саэмон не нуждался ни в чьей помощи для претворения своих намерений в жизнь. Поскольку он пользовался популярностью и среди тех самураев, которые терпеть не могли чужеземцев, и среди тех, кто стоял за взаимодействие с западными державами, и среди сторонников, и среди противников сёгуна, равно как среди сторонников и противников императора, в телохранителях он тоже не нуждался. Они сопровождали его исключительно из соображений приличия. Князь не путешествует в одиночку.

Саэмон знал, почему Фаррингтон и Смит не едут вместе. С тех пор, как молодые люди принялись ухаживать за Эмилией Гибсон, они превратились в злейших врагов. Саэмон находил это чрезвычайно забавным. Офицеру следовало бы сосредоточиться на своей военной карьере, а бизнесмену — на увеличении прибылей. Они же вместо этого тратили драгоценное время и силы, завоевывая в жены женщину, которая не только не имела никаких связей, но на которую ее же соотечественники смотрели с отвращением. Воистину, непостижимое поведение.

— Тебя видели?

— Нет, господин. Я уверен, что меня никто не заметил.

Саэмону захотелось сделать разведчику выговор, но он сдержался. Какой в этом смысл? Два столетия мира подточили искусность самураев, но зато усилили их самомнение. Ну вот откуда он может быть уверен, что его никто не заметил? Ведь не может же! И все же он, ни секунды не колеблясь, заявляет такое. Гэндзи куда наблюдательнее, чем кажется, да и Хидё тоже. Они оба принадлежат к числу немногих самураев современности, имеющих опыт реального боя. Вполне возможно, что его разведчика таки заметили, но Гэндзи достаточно умен, чтобы не показывать этого.

— Давайте присоединимся к князю Гэндзи, — сказал Саэмон. — Скачи вперед и спроси у него дозволения.

— Слухи меня не оскорбляют, — сказал Гэндзи Смиту. — Такова природа слухов: они обязаны быть скандальными.

— Я с вами согласен, — отозвался Смит. — Лишь естественно, что людям любопытно, чем же вы с Эмилией занимались эти шесть лет.

— Это верно, — согласился Гэндзи. Он улыбнулся, но отвечать не стал.

Смит рассмеялся.

— Так чем же, все-таки, вы занимались? Я полагаю, что я, как возможный жених Эмилии, имею некоторое право на подобный вопрос.

Хидё прислушивался к разговору. Они неспешно ехали по дороге к Мусиндо, более неспешно, чем ему хотелось бы. Разведчик, которого он засек в предыдущей долине, скорее всего был человеком Саэмона. Хидё опасался засады, потому и настоял, чтобы они взяли с собой двадцать четыре человека.

«Сэамон не станет устраивать мне засаду на дороге в Мусиндо», — сказал Гэндзи.

«Желал бы я разделять вашу уверенность, господин», — отозвался Хидё.

«Сто человек — это чересчур много», — сказал Гэндзи.

«Нет — если у Саэмона будет двести», — сказал Хидё.

«Если мы превратим повседневную поездку в процессию — а так оно и будет, если мы возьмем с собой сто человек, — то привлечем к себе слишком много внимания, и лишь увеличим опасность, вместо того, чтобы уменьшить ее», — сказал Гэндзи.

«Пятьдесят, — сказал Хидё, — вооруженных ружьями».

«Двадцать пять, считая тебя, — сказал Гэндзи. — И вполне достаточно будет луков со стрелами».

«Двадцать пять, с ружьями», — сказал Хидё.

Гэндзи раздраженно вздохнул.

«Ну хорошо, пусть будет двадцать пять с ружьями».

Теперь, когда нападение сделалось неминуемым, Хидё был рад, что настоял на этом числе и на огнестрельном оружии. Он взглянул на своих людей. Они смотрели на него. Они, не дожидаясь приказа, уже приготовились отражать нападение. Смит ничего не заметил. Он ехал с таким же небрежным видом, как и прежде.

— Мужчины и женщины, — сказал Смит, — ведут себя так, как им то предназначено природой, а не так, как того требуют правила, созданные людьми.

— Таковы христианские верования? — поинтересовался Гэндзи.

— Таковы факты, которые я наблюдал на протяжении всей моей жизни на Гавайских островах.

— Мы с Эмилией были заняты, каждый — своей работой. Она проповедовала христианскую веру, а я разбирался с политическими кризисами.

— Что, все шесть лет?

— Последние шесть лет выдались чрезвычайно насыщенными, — сказал Гэндзи.

— Господин! — послышался голос Хидё. Хидё пришпорил своего коня и подъехал к Гэндзи. С востока к ним приближался всадник.

Это был гонец от князя Саэмона.

— Похоже, эти двое не испытывают друг к другу теплых чувств, — сказал Саэмон, указывая на Фаррингтона и Смита. Те ехали бок о бок в полном молчании и демонстративно смотрели куда угодно, только не на спутника.

— В недавней войне между американцами они выступали за разные стороны, — пояснил Гэндзи.