Анатолий Кулемин - На грани апокалипсиса

После встречи с Пелпом Бредли доложил Скоуну о том, что ему удалось выяснить и что он успел сделать. Он лишь не рассказал своему шефу то, что ему удалось узнать от Людвига: об участии в этом деле Пола Сэдлера и всего, что было с ним связано. Он также умолчал и о препарате «сераним».

Выслушав доклад Бредли, Скоун спросил:

– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этого проекта «Ультра»?

Бредли отрицательно покачал головой.

– Я боялся давить на Пелпа, – сказал он. – Ведь неизвестно, под каким соусом он преподнесет наш интерес в своем докладе там.

Бредли не акцентировал ударения на слове «наш», произнес его ровно, без нажима, но дал этим понять, что действует с санкции.

– Ясно одно, – продолжал он, словно рассуждая вслух, – здесь, в Нью-Йорке, ведется какая-то работа, и ведется она активно.

– Вы все сделали правильно, Бредли. Правильно, что не проявили заинтересованности. Работа… Но какая? Какая работа здесь ведется? Я хочу это знать.

– При мне Пелп кому-то звонил и договаривался о встрече. Вести его у меня не было времени… Вот если бы парни Карсона оказались попроворнее, мы бы сейчас знали, с кем он встречался, а так… – Бредли пожал плечами.

– Если бы они оказались не только проворнее, но еще и умнее… Если бы… – В этот момент Скоун мало чем напоминал себя: от его обычного спокойствия и даже некоторой медлительности не осталось и следа, хотя говорил он по обыкновению тихо. – Послушайте, Бредли, я должен знать все. Все, что касается этого дела.

Бредли достал пачку сигарет и вопросительно посмотрел на Скоуна; тот лишь отмахнулся и подвинул к нему пепельницу.

– Можно попробовать выяснить, куда был сделан звонок, – закуривая, продолжил свои рассуждения Бредли. – Правда, упущен момент… Это может занять много времени…

– Займитесь этим. Займитесь этим завтра же…

Бредли многозначительно посмотрел на Скоуна:

– Шеф, – он сделал паузу; вопрос, который он собирался сейчас задать, был в некотором роде провокационным, и ответ на него Бредли мог получить совсем не тот, который хотел, – а вы уверены, что нам непременно следует влезать в это дело?

– Я не люблю, когда меня держат за болвана, – чеканя слова, сказал Скоун после паузы. – И я не хочу из-за проколов некоторых наших… умников обо всем узнавать последним и из газет. Я просто хочу держать руку на пульсе, только и всего.

Бредли утвердительно кивнул. Всё. Он добился того, чего хотел, он получил подтверждение на дальнейшие свои действия.

– Вы хотите держать руку на пульсе, шеф, но только так, чтобы этого не заметил пациент, а это может не понравиться Вашингтону.

– В Вашингтоне совсем будут недовольны, если я вообще не буду чувствовать пульс пациента.

– Я понял вас, шеф. Я похожу на мягких лапах вокруг этого дела, – вспомнил Бредли услышанное им когда-то сравнение: «…на мягких лапах», – только у меня к вам будет одна просьба.

Скоун поднял на Бредли вопросительный взгляд.

– У меня нет контактов в ФБР. Или, точнее, у меня нет настолько тесных контактов в ФБР, – поправился Бредли. – По моим данным, они пока не проявили активность, но если влезут, то могут мне изрядно помешать. И еще… Пусть Карсон все-таки посмотрит пока за Пелпом. Может быть, до его отъезда мы узнаем еще что-нибудь интересное.

– Карсон посмотрит за Пелпом, – кивнул Скоун. – А ФБР я возьму на себя. Они ребята хоть и наглые, но понятливые. Работайте спокойно. Но не забывайте и о текучке, ее я с вас не снимаю. Что у нас, кстати, с этим писателем из Чехословакии? Вам удалось узнать, зачем он разыскивает этого русского белоэмигранта? Сотников, кажется?..

– Да, Сотников. Вопрос связан с наследством. Нашего интереса там нет. Отчет по этому делу я вам представлю завтра.

Этот разговор состоялся четыре дня назад.

…Щелчок замка входной двери известил о том, что в квартиру кто-то вошел. Бредли посмотрел на светящийся циферблат часов: его ожидание длилось чуть больше часа.

Яркий свет неприятно ударил по глазам и заставил Бредли зажмуриться. Человек, вошедший в комнату, где он сидел, и включивший электричество, замер и какое-то время стоял каменным изваянием.

– Ну наконец-то… А то я чуть было уже не уснул, пока ждал вас, – Бредли открыл глаза и улыбнулся. – Здравствуйте, Пол. Вы разрешите мне вас так называть или вы предпочитаете – мистер Сэдлер?

Пол Сэдлер – это был именно он – оттаивал медленно, а когда окончательно пришел в себя, тоже приветливо улыбнулся и кивнул на бутылку виски:

– Пришли отдать должок? Здравствуйте, Владимир Алексеевич… Или вы предпочитаете – мистер Бредли? – в тон спросил Сэдлер, и его приветливая улыбка приобрела слегка ехидный оттенок. С его стороны это было легким хулиганством: он не сомневался, что запись началась, едва он вошел в комнату; их игра, начатая в мае сорок пятого, получала неожиданное продолжение.

Стэном Бредли был офицер советской разведки Сергей Озеров или Владимир Морозов, под чьим именем он проходил в операции по его глубинному внедрению в разведывательные органы США. Именно под именем Владимира Морозова знал его Сэдлер. Именно под этим именем, по замыслу руководства советской разведки, Озеров должен был стать предателем и переметнуться на сторону американцев тогда, в мае сорок пятого.

Бредли поднялся, подошел к хозяину квартиры и протянул руку:

– Стэн. Для вас я просто Стэн.

– В таком случае и в отношении меня «мистер» вы можете опустить. Пол – для меня привычнее. Так называла меня моя жена… – Последние слова Сэдлер произнес, изменившись в лице и совсем другим тоном.

Три месяца назад его жена, Моника Сэдлер, трагически погибла под колесами автомобиля, водителя которого полиции задержать так и не удалось.

– Я знаю о вашем горе, Пол. Примите мои соболезнования.

– Да… Чего уж теперь…

Рукопожатие, которым они обменялись, было крепким и даже походило на дружеское, хотя друзьями этих людей вряд ли можно было назвать.

За восемь с половиной лет, которые они не виделись, Сэдлер заметно сдал: погрузнел, стал практически лысым, лицо имело следы сильной отечности, щеки были испещрены красными прожилками. Прежними оставались только глаза, точнее – взгляд: он был таким же цепким.

Судьба обошлась с Сэдлером жестко, в какой-то мере даже жестоко. Тогда, в сорок пятом, машина, в которой ехал курьер с документами, предназначенными для отправки в Вашингтон и среди которых были все материалы Кесслера-Морозова, подорвалась на мине. Оставались еще в то время эсэсовцы, которые не признали поражения Германии и продолжали вести только им понятную войну. Все кто был в машине, погибли, а документы – сгорели.

После этого случая Сэдлер был отозван из Германии в Вашингтон, в отношении него было проведено служебное расследование, результатом которого стало снятие Сэдлера с должности и вывод его в резерв. Только через одиннадцать месяцев он вновь был зачислен в штат и был назначен на должность, но должность второстепенную и малозначительную: его назначили инспектором хозяйственного отдела. Это был сильный удар по самолюбию Сэдлера: такое назначение – он понимал это – не соответствовало его деловым качествам, но он надеялся, что это назначение временное и что скоро ему вновь поручат участок работы, соответствующий его возможностям.