Александр Линевский - Листы каменной книги

Обращаю внимание читателей на то, что жители района Онежского озера менее суеверны, чем жители беломорских стойбищ. Это понятно: уверенные в завтрашнем дне люди не нуждались в магических заклинаниях. У них колдун не пользовался такой властью, как в Поморье, хотя и здесь существовали множество суеверий, вера в загробную жизнь, боязнь козней мертвецов (в особенности иноплеменных), а также неисчислимые запреты и поверья.

Показывая онежскую культуру более высокой, чем беломорская, я не искажаю действительности. Среди онежских петроглифов находим много изображений капканов (механических ловушек), а среди тысячи пятисот беломорских изображений ни одного капкана нет. Значит, население Беломорья еще не имело представления о самоловах, сыгравших огромную роль в развитии культуры древнего общества. Если беломорский житель должен был на охоте сам встретиться со зверем, чтобы его поймать и убить, то на Онежском озере охотник мог расставить хоть сотню механических ловушек, а затем по очереди обходить их, вынимая из капканов попавшую добычу.

Единственно, что я позволил себе, — так это сблизить во времени две стадии неолитической культуры. В ту эпоху до предела медленного изменения общественных форм не было сосуществования разных уровней культуры, что характерно для нашего времени. Разве не чудо, что, например, пигмеи Африки, крайне примитивный быт которых упорно не меняется тясячелетиями, сегодня, подойдя из леса к земледельческому поселению, могут узнать по радио новости со всех концов земного шара! Но три-четыре тысячи лет назад развитие культуры шло очень замедленными темпами, и мне пришлось погрешить против истории, позволив братьям (после трехдневного пути на лыжах) вдруг очутиться среди населения нового, более высокого, этапа культуры.

Приведу пример, как я сочетаю "выдумку" с исторической правдой. У некоторых сибирских племен существовал обычай считать седьмого сына женщины, родившей до него шесть сыновей и ни одной дочери, колдуном. Авторский вымысел проявился лишь в подборе ситуаций, где "колдун поневоле" попадал в затруднительные положения. Точно так же не выдуман обряд колдования старух в пору голодовки, авторская фантазия здесь проявлялась лишь в показе столкновения колдуний с Льоком. Следовательно, моя фантазия только частично воссоздает те или иные события, а содержание книги строится из переплетения этнографических и археологических материалов. Такое количество сведений о каменном веке позволило мне избежать необоснованных придумок.

Таким образом, дорогой читатель, тебе, наверно, понятно, что прочитанная тобой повесть — не "чистая выдумка", а научно-фантастическое произведение.

Отвечу на вопрос, который часто задают читатели: "почему вы неоднократно возвращались к повести?"

Буду откровенным до конца — люблю возвращаться к этой книге. Повесть я писал в чудесное время моей научной и писательской молодости. Помню, как мне страстно хотелось заинтересовать читателя рассказами о каменном веке, в котором проходила юность человечества. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как мною найдены петроглифы, но по-прежнему во мне живет желание заинтересовать молодежь своей книгой.

Напишу ли я продолжение повести?

Мне самому хочется продолжить повествование и рассказать о том, как братья вернулись на родину и что затем произошло с ними. Но пока нет у меня времени заняться предельно трудоемкой работой и дополнительно расшифровать другие петроглифы, а без этого не хочу продолжать повесть. Без введения научных материалов она, и на самом деле, станет "чистой выдумкой", и тогда значение книги будет обесценено.

Как и в первые годы работы над "Листами каменной книги", я надеюсь, что кое-кто из читателей, прочитавших повесть, сам займется этим своеобразным миром. В Советском Союзе живет свыше сотни народов, и каждый из них имеет свою культуру, во многом отличающуюся от соседних. Но историков, восстанавливающих исчезнувшие этапы национальных культур, по-прежнему все еще слишком мало!

А. М. Л и н е в с к и й