Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

Кадудаль поскакал навстречу, словно желая сократить разделявшее их расстояние, но остановился в пятидесяти шагах от Ролана.

— Внимание! — сказал он Бранш-д'Ору и своим шуанам.

— Не беспокойтесь, генерал, мы готовы, — отозвался тот.

Кадудаль достал из седельной кобуры пистолет и зарядил его. Ролан, перехватив саблю, зарядил свой, пригнувшись в седле. Когда между ними оставалось не больше двадцати шагов, Кадудаль медленно поднял пистолет.

Вот осталось десять шагов. Прогремел выстрел.

У лошади Ролана на лбу была белая звездочка, и пуля попала точно в ее середину. Смертельно раненная лошадь вместе с всадником рухнула к ногам Кадудаля. Кадудаль, пришпорив свою, перепрыгнул через поверженного противника. Бранш-д'Ор с шуанами, державшиеся рядом с генералом, словно свирепые ягуары набросились на придавленного мертвой лошадью Ролана.

Молодой человек бросил саблю и попытался выхватить пистолеты, но два шуана уже держали его за руки, остальные вытаскивали его из-под лошади.

Все было сделано так ловко, что стало ясно — этот маневр был продуман заранее. Ролан рычал от бешенства. Бранш-д'Ор подошел к нему, сняв шляпу.

— Я не сдаюсь, — крикнул Ролан.

— Можете не сдаваться, господин де Монтревель, — учтиво отвечал Бранш-д'Ор.

— Почему же? — спросил Ролан, утомленный борьбой, столь же безнадежной, сколь и бесполезной.

— Потому, сударь, что вы уже пленник.

Это было настолько очевидно, что возразить на это было нечего.

— Тогда убейте меня! — вскричал Ролан.

— Мы не собираемся убивать вас, сударь.

— Так чего же вы хотите?

— Дайте нам слово, что не примете больше участия в сражении, тогда мы отпустим вас, вы будете свободны.

— Никогда! — крикнул Ролан.

— Простите, господин де Монтревель, — отвечал ему Бранш-д'Ор, — однако то, что вы делаете, нечестно.

— Нечестно! Ах, мерзавец! Ты оскорбляешь меня, потому что уверен, что я не могу ни убить, ни проучить тебя!

— Я не мерзавец и не оскорбляю вас, господин де Монтревель. Просто я говорю, что вы, не признавая своего поражения, вынуждаете нас сторожить вас и лишаете генерала девяти солдат, которые могли бы ему понадобиться. Разве так поступил с вами генерал Круглая Голова? У него было на триста солдат больше, и он их отослал. Теперь нас всего девяносто один против ста.

Ролан залился краской, но тотчас же лицо его покрылось смертельной бледностью.

— Ты прав, Бранш-д'Ор, — признал он. — Случайно я попал в плен или нет, но я сдаюсь. Иди, сражайся со своими товарищами.

Шуаны испустили радостные крики, отпустили Ролана и, восклицая «Да здравствует король!», кинулись в гущу сражавшихся, размахивая шляпами и потрясая ружьями.

Ролан стоял свободный, но обезоруженный как своим падением, так и данным словом. Он сел на пригорок, покрытый плащом, который еще недавно служил скатертью во время завтрака. Отсюда было видно все поле боя, и, если бы его глаза не застилали слезы стыда, он не упустил бы ни одной подробности сражения.

В дыму и пламени, яростный и неуязвимый, словно дух войны, гарцевал Кадудаль. Постепенно Ролан стал яснее различать происходившее — жар гнева осушил слезы стыда.

Там и сям посреди зеленеющих всходов, едва пробившихся сквозь толщу земли, он видел трупы дюжины шуанов. Республиканцы, взятые в кольцо на дороге, потеряли вдвое больше солдат. В стороне от гущи сражавшихся, словно раненные змеи, ползали раненые и пытались подняться.

Раненные республиканцы продолжали драться штыками, шуаны — ножами. Те из них, кто оказался слишком далеко друг от друга и не мог вступить в поединок, заряжали ружья, стреляли, встав на колено, и снова падали на землю.

Борьба было беспощадной, неутомимой и ожесточенной. Воздух над полем боя был пропитан ненавистью, всегда сопровождающей гражданскую войну, войну без пощады, без жалости, без сострадания.

Кадудаль кружил на лошади вокруг живого редута, стрелял с двадцати шагов то из пистолетов, то из двуствольного ружья. Разряженное ружье он бросал шуану и, развернувшись, получал его обратно заряженным. Каждый его выстрел попадал точно в цель. Когда он в третий раз повторил этот маневр, генерал Харти оказал ему честь, открыв по нему одному шквальный огонь. Кадудаль совершенно исчез в дыму и вспышках, было видно, что он рухнул вместе с лошадью, словно их обоих смело ураганной пальбой.

Десять или двенадцать республиканцев бросились было вперед, но навстречу им выступило столько же шуанов. Это была страшная драка, рукопашная, в которой победили шуаны, орудовавшие ножами.

Внезапно вновь показался Кадудаль с пистолетом в каждой руке. Это означало немедленную гибель двух республиканцев, и действительно, два республиканца упали как подкошенные.

Кадудаля окружили тридцать шуанов, они выстроились клином, во главе которого стоял бретонский генерал. Он подобрал ружье и орудовал им как дубиной. Каждым ударом великан повергал на землю одного республиканского солдата. Он пробил брешь в рядах республиканского батальона, и Ролан увидел, как он появился с его стороны. Словно кабан, который, развернувшись, бросается на охотника, сбивает его с ног и выпускает кишки, он вновь ринулся в открывшуюся брешь, расширяя ее.

Генерал Харти собрал вокруг себя двадцать человек, и, со штыком наперевес, они устремились вперед, на окружавшую их цепь шуанов. Генерал шел впереди, одежда его была изодрана пулями, из двух ран лилась кровь. Его лошадь была убита.

Половина солдат погибли, так и не дойдя до неприятеля, но остальным удалось прорваться сквозь цепь. Шуаны хотели преследовать их, но Кадудаль громовым голосом приказал:

— Не нужно было пропускать их, но раз уж они пробились, пусть уходят.

Шуаны беспрекословно повиновались командиру.

— А теперь, — крикнул Кадудаль, — прекратить огонь! Довольно мертвых, теперь берите пленных.

Попасть в плен на этой ужасной войне, где обе стороны расстреливали пленных, еще не означало, что сражение окончено. Синие расстреливали пленников потому, что считали вандейцев и шуанов разбойниками, Белые — потому, что не знали, куда девать захваченных в плен республиканцев.

Республиканцы бросали ружья подальше от себя, чтобы не отдавать их в руки противника. Когда шуаны приблизились к солдатам, те показали, что их сумки пусты, — все патроны были истрачены.

Кадудаль подошел к Ролану.

Все время, пока длилась эта ожесточенная схватка, Ролан сидел, не сводя глаз с поля боя. Волосы его взмокли от пота, грудь вздымалась, он ждал. Когда фортуна улыбнулась неприятелю, он уронил голову на руки и оцепенел, глядя в землю. Кадудаль вплотную подошел к нему, но он, казалось, не слышал его шагов. Молодой офицер медленно поднял голову. Две слезы скатились по его щекам.