Э Хайне - Ожерелье голубки

- Спокойно, спокойно, не так быстро. Потребовалось тридцать два года, чтобы проложить эти линии судьбы. Какое русло реки, проложенное потоком жизни…

-Тридцать два года? Черт побери, откуда ты знаешь мой возраст? – удивился Бенедикт.

- Пожалуйста, не перебивай меня. Я должна сосредоточиться.

Она склонила свой прекрасный лоб над извилистыми складками. Похоже, что-то ей не понравилось.

- Что-то не так? – спросил Бенедикт.

- Странно, но у тебя руки орденского брата.

-Я и есть брат Ордена, – вырвалось из груди Бенедикта.

- Ты? Монах? Но этого не может быть! Что же ты делал в бане? Ты сбежал из монастыря?

- Я тамплиер.

- Тамплиер, рыцарь Храма!

Она натянула подол платья на голое колено.

- Я не монах-затворник, – объяснил Бенедикт. – Я путешествую по поручению своего Ордена. Я принадлежу скорее к бродячему люду, чем к святошам. Давай, продолжай. Что еще написано на моей руке?

- Сперва мне нужно допить вишневку.

Она проглотила ее залпом. Бенедикт протянул ей руку. Девушка взяла для сравнения и левую.

- Какую-то часть пути мы пройдем вместе. Будут свет и тьма, успех и…

- И?

- И смерть. Но разве она не повсюду?

Она рассмеялась, слишком громко, и Бенедикт заказал ей кувшин свежего пива. Пока она пила, он рассматривал ее и думал: «Откуда я знаю ее? Где-то я уже встречался с ней, но где?»

- Давай, поешь и выпей со мной. Расскажи мне о себе.

* * *

Магдалена сделала глоток из кувшина и начала:

- Нас было пятеро, кучка бродяг, трое мужчин и двое женщин. Старая Афра читала по руке случайным прохожим. Парням она обещала успехи в постели и в игре, женщинам – благословение лона и вечную жизнь. Я как самая младшая играла на тамбурине, танцевала тарантеллу, собирала в шляпу геллеры. Поверь мне, крестьяне – самые жадные люди на свете. Они приклеились к своим деньгам как мухи к меду.

Мужчины гнули в руках железо, глотали мечи, выплевывали огонь и строили из полуобнаженных тел башню, один на плечах другого.

Дожди шли уже несколько дней. Кошелек и живот были пусты, точно сжатое поле. Мы разбили лагерь на опушке леса, среди терна и папоротника, мы питались шиповником, кореньями и корой. Мужчины поставили ловушки из веревок, чтобы поймать зайца или серую куропатку. Поздно вечером они вернулись. Еж был единственной их добычей. Один еж на пять голодных ртов. Они измазали его глиной и положили в костер. Когда мы достали его, то внешняя скорлупа была запечена как кирпичная стена. Иглы торчали из глины. Его мяса оказалось слишком мало для нас пятерых. Он только разжег в нас аппетит.

Мужчины рассказали об одиноком крестьянском хуторе, что находится позади холма, недалеко отсюда. Там рядом со срубом находится каменная коптильня, скорее оборонительная башня, чем дом, с дымоходом и двумя воздушными люками на фронтоне, слишком узкими для двуного грабителя и слишком высокими для четвероногих хищников. Адам, наш предводитель, сказал: «Если мы, мужчины, возведем башню из наших тел, то Магдалене удастся проникнуть через эти люки».

Под покровом безлунной ночи мы подошли ко двору. Меня подняли наверх. Они обвязали меня вокруг тела конопляной веревкой. Щель в стене была узкой. «Снимай платье», – велел Адам. Головой вниз я прыгнула в отверстие. Черная тьма окружила меня. Но там был запах, такой манящий, что я потеряла страх. Как упругие груди кормилицы свисала вниз с потолка ветчина. Жирное копченое мясо коснулось моей голой кожи. Я дрожала от счастья и жадности. Колбасы болтались так близко от моего лица, что я могла кусать их. И я висела между ними. С жадностью куницы я вгрызалась в мясо. Это было как в сказочной стране с молочными реками и кисельными берегами.

Я вцепилась зубами в веревку, на которой висел шпиг, повесила себе на шею связку ливерной колбасы, зажала бедрами копченое мясо… Вдруг раздался лай собак, донеслись крики, проклятия, гневные оклики. Я полетела вниз. Открылась дверь. Свет ослепил меня. Закрыв лицо руками, я стояла в ярком свете их факелов.

Послышались голоса мужчин. «Уберите собак. Это девушка. О, Боже! Что мы с ней сделаем?» Смех. А что обычно делают с голой девушкой.

Их было трое. Они изнасиловали меня.

Я не знаю, сколько раз. Они были грубы. Я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, я лежала одетая в грубую рубашку на грязной соломе. Дневной свет падал через решетку окна. В тот же день меня отвели к деревенскому старосте. Он спросил:

- Ты знаешь, кто тебя обвиняет?

- Знаю.

- Ты признаешь свою вину?

- Как я могу ее отрицать?

- Ну, по крайней %iepe, она созналась, – сказал писарь. – Это избавит нас от пыток.

- Воровство – тяжкое преступление, – сказал деревенский староста. – Воров вешают. Это по закону. Однако ты женщина. Женское мясо не годится для виселицы. Мы утопим тебя, завтра сразу после последнего удара колокола. Позовите священника и позаботьтесь, чтобы она получила милость соборования.

- Вы не можете сделать это! – крикнула я. – Это правда, я ела мясо. Я была голодна, но я заплатила за это своим телом.

- Что ты сделала? – спросил судья.

Они изнасиловали меня втроем.

- И это ты называешь платой? – рассмеялся судья. – Ты знаешь, что получают наши городские проститутки за семяизвержение? Пфенниг. А ты знаешь, сколько стоит жирная ветчина? За это тебе придется трудиться своим задом четыре недели.

Еще перед восходом солнца меня подняли на позорную телегу, запряженную ослом. Собралось много народа. С визгом и хохотом они проводили меня к реке.

На берегу уже ждал палач. Его лицо скрывала кровавая маска, он выглядел как сатана. Глаза в смотровой щели дико вращались. В руках у него была секира. Я встала на колени, сложила руки в последней молитве и ожидала смерти.

- Послушайте меня! – раздался рядом со мной мужской голос. – Послушайте меня!

Я открыла глаза.

Палач снял маску. Его лицо было бледным, в шрамах от оспы, а голова лысая.

- Послушайте меня! У нас есть священный обычай, ставший традицией, по которому палач имеет право взять в жены приговоренную к смерти молодую деву. Если она примет предложение, то приговор теряет силу.

- Кто пожелает тебя? – завизжала старуха. – Скорее я возьму смерть в любовники, чем такою как ты. Река теплее, чем твоя постель.

Толпа засмеялась.

- Желаешь ли ты меня в супруги? – спросил палач.

Я посмотрела на реку, на веревку и мешок.

Ребенком я видела, как топили маленьких котят. Ужасно долго тянется смерть. Мое желание выжить сказало:

- Да.

- Громче, воровка, мы тебя не слышим! – кричала толпа.

- Да, – крикнула я, – я хочу жить!

-Да здравствует невеста палача!

- Положите ее в кровать к палачу.

Бенедикт сказал:

- Теперь я знаю, где я тебя видел.

- Ты был при этом? Мой Бог, я была права, когда прочитала это по твоей руке. Наши линии судьбы идут рядом как полозья саней по снегу.