Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

— Я не могу этого подтвердить, господин министр, — ответил Рене, — просто я был в полном одиночестве на марсах со своим ружьем; в какое-то мгновение я различил Нельсона в его голубом мундире, при крестах и с генеральскими эполетами. Я выстрелил в него, но одновременно стреляли и с фок- и грот-марсов, так что я бы не стал утверждать, что именно мне довелось избавить Францию от ее грозного противника.

— Я тем более не могу этого утверждать, — сказал Фуше, — но я всего лишь повторяю и буду повторять в точности то, что мне пишут или сообщают.

— Узнав, как началась моя одиссея, знает ли Его Превосходительство, чем она закончилась?

— Да. Вы были схвачены в плен и на пути в Англию на корабле «Самсон», которым командовал капитан Паркер, после ужасного шторма со своими матросами откачали воду насосами из трюма и спасли корабль: без такого увеличения количества работавших корабль мог пойти ко дну. Затем вы сбежали с семью своими товарищами из тюрьмы Корка, захватили на Шенноне шлюп, хозяев которого вы отослали на сушу. На этом шлюпе вы добрались до Сен-Мало; вы были уверены в том, что следует компенсировать хозяину шлюпа понесенный им урон, и выслали на имя дома О'Брайенов в Дублине вексель на сумму в две тысячи пятьсот франков.

— Должен сказать, сударь, — ответил Рене, — что вы превосходно осведомлены.

— Видите ли, сударь, крайне редко можно встретить матроса, покупающего у матросов же американский шлюп, чтобы иметь возможность путешествовать на свои средства под нейтральным флагом; разделить между бедными и своими матросами не только их, но и свою добычу; преодолеть две тысячи лье, чтобы участвовать в безнадежно проигранном сражении при Трафальгаре; будучи узриком, спастись через восемь дней из тюрьмы бегством, а вернувшись во Францию, помнить, что ты отобрал у бедолаги каботажника его жалкое суденышко, составлявшее все его достояние, и при том, что оно было оценено в тысячу сто франков, отослать две тысячи пятьсот франков его владельцу, у которого вы его брали взаймы. Вы с лихвой расплачиваетесь по своим долгам, сударь, начиная с того, о котором у нас с вами есть личная договоренность. Теперь, поскольку вы столь блистательно следовали моим последним советам, можете ли вы поместить в уголочке вашей памяти еще один совет, который я вам сейчас дам?

— Дайте, сударь, дайте.

— Вас зовут господин Рене: именно под таким именем вы будете приняты императором; и помните, что в донесении, которое я представлю ему или попрошу представить, имя графа де Сент-Эрмина не будет упоминаться ни разу. Чему император, не имея против матроса Рене ничего, не только не будет противиться, но также и посодействует вашему возвышению, тогда как если станет известна, хотя бы малейшая деталь, объединяющая Рене и графа де Сент-Эрмина, его брови нахмурятся; окажется, что вы совершили все эти чудеса зря — все придется начать заново. Вот почему я сразу по вашем возвращении послал за вами. Император, вероятно, будет здесь 26-го. Ступайте на встречу с капитаном Люка в «Отель де ля Марин», император примет его сразу. Если Люка предложит представить вас Его Величеству, соглашайтесь. Лучшего переводчика рядом с императором вам и не найти, и я не сомневаюсь, что если вы воспользуетесь советом, который вы только что слышали, и предадите забвению имя графа де Сент-Эрмина, вы не поставите под удар свою воинскую должность, а заодно и судьбу третьего помощника Рене.

Рене попрощался с Его Превосходительством министром полиции, строя догадки о причинах такого участия Фуше в его судьбе. Но Фуше и сам задавался тем же вопросом и мог ответить себе с уверенностью только так: «Никакой причины, если только не считать того, что есть люди настолько приятные, что перед ними капитулирует любой, самый скверный нрав».

Рене тотчас же помчался в «Отель де ля Марин», в котором нашел капитана Люка, полностью оправившегося от своего ранения и все еще пребывавшего в восторге от поведения англичан.

— Если нас еще ждут какие-нибудь кампании, оставайтесь со мной, мой дорогой Рене, — сказал он молодому человеку, — и постарайтесь послать адмиралу Коллингвуду сестрицу той пули, которую вы пустили в Нельсона.

Капитан Люка не знал о времени возвращения Наполеона в Париж; от Рене он узнал, что император собирается прибыть 25-го инкогнито.

Люка на мгновение задумался.

— Давайте увидимся 29-го; возможно, у меня для вас будет хорошая новость.

Как мы и говорили, Наполеон приехал в Париж 26-го. Он остановился на несколько дней в Мюнхене, чтобы отпраздновать свадьбу Евгения Богарне и принцессы Августы Баварской [90] Свадьба Евгения Богарне и принцессы Аугусты-Амелии Баварской состоялась 13 января 1806 г. ; однако в других столицах он не задерживался дольше одного дня, потому что в них ему не приходилось заниматься заключением браков.

Один день он провел в Штутгарте: надо было принять чествования своих новых союзников; день в Карлсруэ он посвятил заключению семейных союзов [91] Согласно статьям Пресбургского договора (декабрь 1805 г.), Штутгарт стал столицей нового королевства Вюртембергского, дочь Фридриха I Катарина вышла замуж за Жерома Бонапарта, короля Вестфальского; Карлсруэ был столицей маркграфства Баденского, которое превратилось в великое герцогство, после того как Карл-Фридрих встал во главе Рейнской конфедерации; его внук и наследник Карл-Людвиг женился на Стефании Богарне, приемной дочери императора. ; он знал, что парижский люд ждет его с нетерпением, чтобы выразить ему свой восторг и восхищение; Франция, которая вдоволь насытилась общественными событиями за то время, когда она не принимала в них участия, а только следила за ними, сейчас обрела былую активность первых лет революции и собиралась аплодировать блестящим подвигам своих армий и ее командующего.

Трехмесячная кампания вместо трехлетней войны — и континент был разоружен, Франция расширилась до невиданных ранее пределов, слава вдобавок к величию, добытому нашими армиями, восстановление народного доверия и спокойствие и мир, сулившие новое процветание. Вот за что народ хотел отблагодарить Наполеона тысячами возгласов: «Да здравствует Император!»

Со времен Маренго не было так хорошо, как стало после Аустерлица.

На деле Аустерлиц и был для Империи тем, чем Маренго для консулата. Маренго вручил Наполеону консульскую власть, а Аустерлиц подтвердил императорскую корону на его голове.

Узнав, что капитан Люка в Париже, и несмотря на то, что тема Трафальгарского сражения была для него не самой приятной, третьего император велел передать капитану, что он его примет седьмого. Четвертого, поскольку Люка рекомендовал его императору, Рене прибыл в «Отель де Марин». Капитан как раз накануне вечером получил письмо с приглашением на аудиенцию седьмого. Аудиенция была назначена на десять утра. Люка и Рене договорились о том, что последний придет на завтрак к Люка и от него они вместе поедут на аудиенцию в Тюильри.