Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

Объединенный флот, состоявший из тридцати трех кораблей, восемнадцати французских и пятнадцати испанских, показался утром, в воскресенье 20-го октября, в семь утра, подгоняемый легким утренним ветерком.

Этим же утром, когда сражение стало неминуемым, Нельсон сидел за двумя письмами: одно предназначалось возлюбленной, а другое — Горации.

«Моя дорогая и любимая Эмма, мне сообщили, что неприятельский флот вышел из порта; ветер очень слаб, и я сомневаюсь, что мы приблизимся к неприятелю раньше, чем завтра. Да увенчает Бог войны наши усилия славной победой. В любом случае, одержу ли я победу или погибну, я уверен, что мое имя станет еще ближе и дороже для тебя и для Горации, ведь я люблю вас обеих больше своей жизни.

Помолитесь за вашего друга,

НЕЛЬСОНА».

Затем он написал Горации:

«"Виктория", 19 октября 1803 [77] Ошибка у Дюма: 1805. года.

Мой милый ангел, я самый счастливый человек в этом мире после того, как получил ваше маленькое письмецо от 19 сентября. Для меня было большим удовольствием узнать, что вы — добрая девочка и очень любите мою дорогую леди Гамильтон, которая, со своей стороны, вас обожает. Передайте ей от меня поцелуй. Объединенный неприятельский флот вышел в море, как мне сообщили, из Кадиса. Вот почему спешу ответить вам на ваше письмо, милая Горация, чтобы сообщить, что вы являетесь предметом моих постоянных раздумий. Пребываю в уверенности, что вы молитесь за мое здоровье, за мою славу и мое скорое возвращение в Мертон.

Получите, мое милое дитя, благословение от вашего отца.

НЕЛЬСОН [78] Ламартин, указ. соч., II, VIII, с. 65. .

На следующий день появился постскриптум для Эммьи

Утро 20 октября.

Мы приближаемся к входу в пролив; мне сообщили, что вдали показались сорок парусов. Полагаю, что речь идет о тридцати линейных кораблях и семи фрегатах, но дует очень холодный ветер, а на море шторм, — я думаю, что они вернутся в порт до наступления темноты»·.

Наконец, когда показался объединенный флот, Нельсон записал в своем личном дневнике:

«Да ниспошлет Англии Всемогущий Бог, перед которым я падаю ниц, в интересах всей угнетенной Европы великую и славную победу и да не позволит он случиться тому, чтобы эта победа была омрачена ошибками кого-либо из тех, кто собирается сражаться и победить. Что же до меня, то вручаю мою жизнь в руки того, кто мне ее даровал. Да благословит Всевышний все те усилия, которые я собираюсь приложить на честной службе своему отечеству. Вверяю и оставляю ему и только ему судьбу святого дела, защитником которого я сегодня удостоен чести называться. Аминь! Аминь! Аминь!»

Затем, после этой молитвы, в которую примешивались мистика и энтузиазм, временами проступавшие сквозь грубую оболочку человека моря, он составил это завещание:

«21 октября 1805 года,

в виду объединенного флота Франции и Испании,

они в десяти милях от нас.

Принимая во внимание, что выдающиеся заслуги Эммы Лионна, вдовы сэра Уильяма Гамильтона, перед королем и народом не нашли должного вознаграждения и признания ни со стороны короля, ни со стороны народа, сим напоминаю, что:

1. В 1799 году леди Гамильтон удалось уведомить о письме короля Испании, адресованном его брату неаполитанскому королю, в котором он сообщал о своем намерении объявить Англии войну, и что предупрежденный о письме министр вполне мог отправить приказ сэру Джону Джервису, если представится возможность, напасть на оружейные склады Испании и на испанский флот; и если по каким-то причинам этого сделано не было, то здесь нет вины леди Гамильтон.

2. Британскому флоту под моим командованием не удалось бы во второй раз прибыть в Египет, не будь влияния леди на королеву неаполитанскую и если бы со стороны неаполитанского двора не поступил приказ наместнику Сиракузы разрешить флоту взять все необходимое в портах Сицилии, и, таким образом, мне удалось добыть все для разгрома французского флота.

В соответствии с этим я оставляю своему королю и своему отечеству заботу о воздаянии за заслуги леди Гамильтон и за ее жизнь.

Я вверяю опеке народа мою приемную дочь Горацию Нельсон Томсон и желаю, чтобы впоследствии она носила фамилию Нельсон.

Вот те любезности, о которых я прошу короля и Англию в тот момент, когда собираюсь за их благополучие рисковать своей жизнью. Да благословит Господь моего короля и мою страну и всех тех, кто мне дорог!

НЕЛЬСОН».

Все те заботы и меры, которые он предпринимал и о которых сейчас распоряжался, чтобы обеспечить будущее своей возлюбленной, служат доказательством тому, что в нем жило предчувствие гибели. И, чтобы придать большую достоверность тем своим распоряжениям, которые он сейчас заносил в дневник, он вызвал свидетелями капитана флагманского корабля Харди и капитана «Эвриала» Блэквуда, того самого, который в поисках его дошел до Мертона, и попросил их расписаться под своим завещанием. Два эти имени действительно фигурируют в дневнике рядом с именем Нельсона.

В то время во Франции была известна лишь одна тактика морского сражения: наступать на врага, по возможности используя преимущества ветра, в одной линии, каждый корабль атакует судно неприятеля, находящееся непосредственно перед ним, поразить его или быть пораженным им, предоставив случаю решить, на чьей стороне сила.

Но были открыты и другие принципы, или, скорее, порядок боя, уменьшающий опасность, которой подвергались корабли, будь они наши или противника.

Официальные инструкции, изданные при непосредственном участии военно-морского министерства, рекомендовали не забывать, что важнейшая цель морского сражения — обезоружить вражеское судно и сбить ему мачты.

«Постоянно замечается , — сообщал генерал сэр Эдвард Дуглас, — что в наших сражениях с французами преимущество наших кораблей в вооружении было куда более заметным, чем в стойкости самого судна».

Наконец, английская артиллерия работала великолепно: ее пушки могли стрелять с частотой выстрел в минуту, в то время как наши пушки могли совершать по одному выстрелу лишь за три минуты.

В результате палубы наших кораблей были усеяны трупами, тогда как ядра наших пушек перелетали мачты и снасти кораблей неприятеля и пять или шесть выстрелов подряд могли быть совершенно бесполезны. Напротив, английское судно, вооруженное семьюдесятью четырьмя пушками, было в состоянии выпустить одним залпом три тысячи фунтов железа, летевшего со скоростью пятьсот метров в секунду.

И когда эти три тысячи фунтов железа встречали на своем пути корпус корабля, или, другими словами, проходимое препятствие, которое разрывалось с грохотом и треском на куски, еще более смертоносные, нежели само ядро, вместо того, чтобы быть впустую потраченным, как в случае с нашими ядрами, — эта сокрушительная мощь дробила корпус, разбивала орудия, убивая, естественно, все живое на своем пути.