Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

Они решили оставить несколько захваченных кораблей. И эта борьба моря с остатками флота победителей и с остатками флота побежденных закончилась радостными криками последних.

Англичане, охранявшие «Бицентавр», видя, что Коллингвуд собирается оставить их на корабле вместе с их пленниками, в свою очередь, оставили корабль им. Те, возблагодарив стихию, уберегшую их от ужасной участи быть переправленными на понтонах, подняв остатки мачт и прикрепив к ним оставшиеся клочки парусов, направили корабль к Кадису.

«Альжесирас», у которого на борту покоилось тело храброго контр-адмирала Магона, подобно тому, как «Виктория» несла на своем борту останки Нельсона, также решил предоставить свою свободу и участь произволу стихии. Пройдя через тяжелейшие испытания в разгар сражения, в котором он принял столь славное участие, этот корабль держался теперь лучше остальных трофейных судов, так как был построен совсем недавно. Однако все три мачты его были разбиты и теперь свисали над палубой: грот-мачта нэ высоте пятнадцати футов, фок-мачта — на высоте девяти футов, а бизань-мачту отделяли от палубы пять футов. Английский корабль, тащивший «Альжесирас» на буксире, сам передвигался с трудом и вскоре отпустил канат, на котором тянул за собой французское судно. Англичане, находившиеся на борту французского судна, считались пропавшими, и, чтобы напомнить о себе и запросить помощь, они выстрелили из пушки. Но английский флот был слишком занят собой, чтобы ответить на этот выстрел.

Тогда они обратились к помощнику капитана французского корабля.

Им оказался Ла Бретоньер; англичане просили его и французскую команду спасти и судно, и всех на нем, англичан и французов.

При первых же словах англичан Ла Бретоньер оценил все преимущества, которые он мог извлечь из своего положения. Он испросил разрешения посоветоваться со своими пленными соотечественниками, которых содержали в трюме.

Разрешение было дано.

Он нашел офицеров и уединился с ними. Едва он начал говорить, офицеры догадались о продолжении благодаря той живости ума и способности рассуждать, которая, несомненно, является большим достоинством всех французов. На борту «Альжесираса» находилось от тридцати до сорока вооруженных англичан и сто семьдесят французов — безоружных, но готовых на все, чтобы вернуть корабль. В трюме офицеры были представлены всем остальным пленникам, которые также были посвящены в детали плана, и возликовали. Вначале Ла Бретоньер должен был призвать англичан сложить оружие; в случае их отказа французы по сигналу бросаются на них — и, пусть ценой многих жизней, численный перевес дал бы им победу.

Ла Бретоньер вернулся к англичанам с ответом. То, что корабль оказался брошен на произвол судьбы в минуту страшной опасности, рушило все обязательства. Французы передавали, что отныне считают себя свободными, и если их стража соизволит вступить с ними в бой, они готовы: французская команда, хоть и безоружная, ждет для этого лишь сигнала. В это мгновение двое французов, самые нетерпеливые, бросились на стражников-англичан: один был убит штыками на месте, а второй тяжело ранен; эта попытка вызвала большое волнение. Но Ла Бретоньер успокоил своих соотечественников и предоставил английским офицерам время для размышления; те думали недолго и решили сдаться на милость французам на том условии, что обретали свободу, едва корабль причалит к французскому берегу.

Ла Бретоньер выдвинул последнее условие: англичане дают время на то, чтобы ходатайствовать об их освобождении перед французским правительством, согласия которого Ла Бретоньер пообещал добиться.

Возгласы ликования заполнили палубу корабля. Матросы снова заняли свои места; они достали резервные стеньги, и плотники их прикрепили к обрубкам старых мачт; порывшись в запасах, матросы нашли паруса, натянули их, и корабль взял курс на Кадис.

Буря, предсказанная Нельсоном, бушевала всю ночь, а на следующий день стала еще сильнее и яростнее. «Альжесирас» всю ночь боролся против стихии, и, несмотря на то, что на борту не оказалось штурмана, — его место занял матрос, которому было знакомо побережье у Кадиса, — вскоре оказался на рейде. Но и на рейде корабль не мог позволить себе рисковать: не было ничего, кроме станового якоря и толстого каната, чтобы воспротивиться ветру; в любой момент он мог подхватить корабль и разбить его об огромные скалы мыса Диамант.

Ночь прошла в тревогах, какие только можно вообразить, и весь следующий день был посвящен устранению последствий бурной ночи.

Весь день на палубе «Альжесираса» стреляла пушка, возвещавшая о бедствии, взывая на помощь. Несколько раз на расстоянии показывались какие-то барки, но пропадали из виду, не приближаясь. И только одна подплыла, бросив им якорь, оказавшийся очень слабым.

Ночь снова опустилась над морем. Шторм возобновился. Взгляды всех были прикованы к пожару на «Бесстрашном», которого отделяли от «Альжесираса» несколько кабельтов. Залп бедствия грянул на корабле, его мощные якоря лопнули, и весь облепленный обезумевшими, отчаявшимися людьми, будто единый бушующий костер, он проплыл в нескольких футах от «Альжесираса» и с чудовищным грохотом налетел на утес мыса Диамант.

В минуту и огонь и крики — все погрузилось в морскую пучину. В несколько секунд сотни людей разом нашли себе могилу, — все, кто были на нем. На «Альжесирасе», стоявшем на своих небольших якорях, потрясенные люди встретили день, а с ним и притихшее море.

Ведомый своими матросами, корабль с утренним приливом возвращался на рейд в Кадис, доверившись судьбе и морской пучине.

Теперь посмотрим, что происходило во время этой ужасной катастрофы с «Грозным», его капитаном Люка и третьим помощником Рене.

Мы уже сказали, что после трех часов упорного сражения капитан Люка спустил свой флаг; из шестисот сорока трех человек экипажа он потерял пятьсот двадцать два, из которых убитыми — триста и двести двадцать два человека — тяжелоранеными. В числе последних были десять гардемаринов из одиннадцати и все офицеры.

Сам капитан Люка получил легкое ранение в бедро.

Что касается корабля, он потерял свою грот-мачту и бизань-мачту, его корма была полностью разрушена и больше походила на одну огромную пробоину — так хорошо с ней поработали пушки английского «Тоннанта»; почти вся артиллерия была разрушена ядрами, абордажными атаками, и, наконец, от того, что взрывалась одна пушка из восемнадцати и каждая тридцать шестая каронада.

Каждый из бортов корабля был прошит выстрелами и разрывами, и корпус сейчас представлял собой рваный каркас. Вражеские ядра, не встречая на своем пути досок, достаточно прочных, чтобы выдержать их вес, пробивая перегородки, падали на нижней палубе и в кубрике, убивая бедных раненых, только что вышедших из рук хирургов.