Франц Гофман - Морской разбойник. Морские разбойники

Год спустя после этих событий в имении генерала Грэйзона торжественно праздновалась свадьба его дочери, венчавшейся с Гарри де Лассетом. Вскоре после свадьбы он оставил службу и поселился в имении, где вел мирную жизнь, занимаясь хозяйством.

Но память о Красном Морском Разбойнике продолжала жить в его сердце, и этот необыкновенный человек с его странной судьбой и сильным характером служил предметом частых домашних бесед.

В свете, напротив, как он и предполагал, его скоро забыли. Только в кругу моряков сохранилось еще его имя, и рассказы о его преступных деяниях, его великодушии и геройском конце переходили из уст в уста, пока лет двадцать спустя воспоминания о нем остались жить в одних только легендах.

Прошло двадцать четыре года.

Четвертого июля 1778 года тринадцатый конгресс Соединенных Штатов объявил о независимости, и с этих пор колонии вели отчаянную борьбу против угнетающей их нации за свою свободу. Несмотря, однако, на отдельные геройские подвиги и случайные победы, в общем нельзя было сказать, чтобы им сопутствовало счастье.

Но тем не менее благодаря помощи, оказанной великими морскими державами, колонии достигли того, что Англия 3 сентября 1783 г. признала их независимость.

В один из дней начала этого месяца в гавани Ньюпорта находился прекрасный корабль. На его мачтах развевались национальное американское знамя и контр-адмиральский флаг. Этим фрегатом командовал бывший офицер королевской службы Гарри де Лассет. В самом начале войны за независимость он стал в ряды борцов и, совершив несколько блестящих подвигов, быстро занял выдающееся положение во флоте. В настоящее время он был уже контр-адмиралом.

Всего несколько часов тому назад он прибыл в эту гавань на своем фрегате, здесь находилась его семья, проживавшая в небольшом имении и с нетерпением ожидавшая конца войны и возвращения Гарри.

Вечерние сумерки начинали уже спускаться на море. В это время в гавани появилось новое судно также с поднятым на мачте флагом освобожденной Америки.

Едва только корабль бросил якорь, как тотчас от него отошла шлюпка с носилками, закрытыми со всех сторон тяжелыми занавесями. В ней находились четыре матроса, и она медленно направилась к берегу.

Когда шлюпка достигла берега и носилки были вынесены, один из матросов обратился к старому инвалиду, с любопытством осматривавшему прибывших, и спросил его, где находится дом адмирала де Лассета.

— Ну, его найти нетрудно, — ответил тот, — с тех пор, как он разбил англичан, всякий ребенок знает это имя, и всякий ребенок укажет вам, где он живет.

— А разве адмирал уже вернулся? — продолжал расспрашивать молодой человек, сопровождавший носилки.

— Вы, сударь, особенно счастливы. Вот поглядите — это его фрегат качается в гавани. Недавно только он сюда пришел, и адмирал, конечно, теперь дома в своей семье. Если хотите, я могу вас проводить.

— Да, конечно, приятель, нам необходимо его видеть и притом как можно скорее. Пожалуйста, проводите нас, и вы заслужите нашу благодарность. В этих носилках находится тяжело раненный человек; перед смертью он непременно должен еще раз увидеть адмирала, а неизвестно, сможет ли он это сделать завтра.

Старик бросил боязливый взгляд на таинственные носилки.

— Ну, тогда пойдемте, — сказал он, — это недалеко. Когда маленький кортеж двинулся в путь, старик снова

забормотал:

— А кто у вас тут будет, дорогой господин? Надо полагать, один из тех храбрых, что проливали кровь за освобождение?

Молодой человек кивнул головой.

— Это наш капитан, — сказал он вполголоса. — Английская пуля сразила его в то время, когда мы взяли на абордаж английский крейсер.

— Да будет милостив к нему Господь, — пробормотал старик, снимая шапку и обнажив седую голову.

При этом он бросил взгляд в сторону носилок, и до него донесся тихий стон. Молча шли они дальше. Никто больше не решался нарушить тишину. Вскоре они очутились перед небольшим простым домиком.

Инвалид слегка постучал три раза дверным молотком. Им открыл дверь молодой человек лет двадцати с небольшим. На нем был нарядный мундир флотского офицера.

Поразительное сходство с адмиралом ясно говорило, что это сын Гарри де Лассета. В глубоком изумлении он выслушал причину позднего и странного посещения.

Затем он поспешил уведомить отца, и несколько минут спустя четыре матроса внесли носилки в гостиную. В этой комнате уже находились адмирал, его мать, которую мы знаем под именем мистрис Эллис, жена и бывший корабельный священник Мертон, поселившийся здесь как член семьи. Все они состарились.

Госпожа де Лассет, еще вполне свежая и сохранившаяся ясность ума старушка, была центром этого маленького кружка, а ее дети и внуки — двое стройных юношей — окружали ее вниманием и любовью.

Адмирал Гарри де Лассет был пятидесятилетним мужчиной с начинавшими седеть волосами, что не мешало ему выглядеть настоящим моряком, здоровым и крепким, и производить, таким образом, благоприятное впечатление.

Между тем носилки были опущены на указанное место посреди комнаты; четверо матросов удалились, а молодой лейтенант, сопровождавший раненого, продолжал стоять возле носилок, почтительно выжидая, пока адмирал заговорит.

Последний начал звучным, хотя и низким голосом:

— Какое странное посещение! Прошу вас сказать мне, кто этот раненый, желающий меня видеть и говорить со мной. Кто бы он ни был, хотя бы один из простых матросов, мое сердце открыто для всякого, кто смело сражался с нами и проливал кровь за освобождение.

Вместо ответа молодой человек осторожно отодвинул занавеси, и свет лампы упал внутрь. Присутствующие увидели тогда поседевшего человека в капитанской форме; он был ранен в грудь, и на его бледном лице можно было прочесть совершенно ясно, что для него нет никакой надежды на спасение. Медленно зашевелил он губами и с трудом прошептал:

— Мери!

Госпожа де Лассет вздрогнула и посмотрела на умирающего так, как если бы перед ней вдруг явился какой-нибудь дух.

— Мери, — повторил он, — ты не узнаешь меня? Я твой брат.

Продолжая дрожать, старушка приблизилась к носилкам.

— Преблагой Господь! — воскликнула она. — Верить ли мне ушам и глазам? Мой брат… А я так долго считала его мертвым.

Ее глаза внимательно всматривались в восковые черты раненого… Наконец она закрыла глаза рукой, шатаясь и почти теряя сознание.

Гробовое молчание царило в комнате несколько минут, пока оно не было прервано госпожой де Лассет.

— Боже, Боже… — прошептала она дрожащим голосом, — я не смогу свыкнуться с этой мыслью, но в то же время мне хочется верить… Да, конечно, сомнений нет… мой милый брат! Так это ты, Франк, в самом деле? О, я узнаю черты нашего старого отца, когда он лежал умирающий передо мной. Его глаза, его выражение. Милый Франк!..