Кирилл Кириллов - Витязь особого назначения

Евлампия ушла. Ягайло принялся собирать пожитки. Надел кольчугу, рассовал по привычным местам ножи, перепоясался саблей. Почесал затылок, думая, чем бы заменить утерянный в болотах шлем, да так и не придумал. Покидав остальное и закинув на плечо сумы, оставил комнату, не запирая, и спустился во двор.

Крытая телега возвышалась у крыльца круглой, будто выточенной из тыквы надстройкой со слюдяными оконцами. Она была тщательно очищена от сена и запряжена коротконогим коньком с хулиганистыми карими глазами и смешно топорщащейся на лбу рыжей гривой. Буян топтался рядом, то приближая морду, чтоб разглядеть конька повнимательнее, то отстраняясь, удивленно фыркая. Тот, дурашливо склонив голову набок, переступал ногами в упряжи и повиливал хвостом, точно собака.

— Откель такое чудо? — притворно удивился Ягайло.

— У хозяин сторговала, — ответила Евлампия, выходя из-за повозки и влезая на облучок. — За рубль. Удачно сторговала, такой конек два стоит, а то и больше. Отдай ему денежку.

Ягайло порылся в привязанном к поясу кошеле и достал серебряный кругляшок. Покрутил в пальцах и сунул обратно.

— Щас. Не хозяина то конь, а друга моего, убиенного недавно. — Ягайло обернулся к хозяину: — Не смотри на меня, как на аспида. Это я так на тебя смотреть должен, потому как на мертвом ты нажиться хотел.

Хозяин пискнул что-то умоляющее и скрылся за дверью.

— Вот ведь. — Девица была разочарована. — А я-то думала, что удачно сторговалась, еще пообещала, что, если не отдаст за рубль, ты придешь и бесплатно отберешь. Да так оно и вышло, — усмехнулась Евлампия. — По секрету скажу, витязь, он нам еще и на всю дорогу снеди надавал, только бы мы уехали поскорее.

— Чем же это мы его так расстроили? — удивился Ягайло.

— Как это чем? Мы ему постояльцев сколько поубивали? Ну, ты поубивал, — поправилась Евлампия, увидев недоуменно полезшие вверх брови витязя. — Это какая дурная слава про заведение пойдет? На все окрестные земли. А кто захочет здесь остановиться, чтоб живота лишенным быть?

— Так ведь я их не просто так убил! К тому ж уеду и больше, может, не вернусь никогда…

— Ты уедешь, а слава останется, — улыбнулась Евлампия.

Витязь почесал в затылке:

— Может, хозяину еще денег дать? Раз уж мы… я, — поправился он, увидев глумливую улыбку Евлампии, — его по миру пустил?

— Перетопчется. Да и ты, витязь, зря мошной не тряси. Денег-то больше не станет, а нам с тобой еще эва куда ехать.

«И то верно», — подумал Ягайло, снова почесав не покрытую шлемом и от того кажущуюся босой голову. Вслух же произнес:

— Больно умна ты чего-то, девка. Не прикидываешься ли?

— Да чего мне прикидываться? И зачем? Да и кем? Вот если б я тебе боярской дщерью явилась, тогда да, а это-то… — Она тряхнула застиранным подолом своего платья.

— И то верно. Ладно, поехали уже, а то что лясы о балясы точить.

Витязь тронул коленями бока Буяна, и тот размеренным шагом вышел за ворота. Евлампия тряхнула вожжами, конек поднапрягся, сдвинул тяжелую повозку с места и засеменил следом. Свернули на польскую сторону. Ягайло придержал коня и поравнялся с передком телеги. Некоторое время ехали молча, только стрекот кузнечиков, щебетание птиц да поскрип хорошо смазанных колес нарушали тишину.

— А пошто ж тут заставы нет? — удивилась Евлампия. — Как-никак земли чужие рядом, хоть и дружественные.

— То-то и оно, что дружественные. К тому же смысла нет тут дозоры держать. Если один лихой человек пойдет или разбойников шайка, так она тот дозор по лесу так и так обойдет. Или через болота, если не убоится. А если армия на нас двинется, то не здесь. Узка дорога, а по бокам места непроходимые, но для засад пригодные. С другой стороны они Полесье обходить будут, если что.

Евлампия кивнула. Замолчала, прислушиваясь к пению птиц и вдыхая свежие ароматы светлого лиственного леса. Витязю тоже не хотелось говорить, он склонил голову на грудь и даже слегка задремал, доверив выбор дороги верному Буяну.

Лесистая часть по эту сторону границы быстро закончилась, с двух сторон потянулись обработанные поля. Некоторые были не засажены, отдыхали, набирались сил под будущие посевы. Другие колосились тяжелыми стеблями созревающей пшеницы, зеленели кочнами капусты, краснели свекольной ботвой. И так до горизонта — все поля, поля, поля… На полдня пути одни поля. И только редкие деревья одиноко тянули к солнцу упругие ветви, нарушая однообразие. Людей видно не было, лишь один раз мелькнули вдалеке белые мазанки одинокого хутора, но от тракта к ним не нашлось даже ответвления.

— Слышь, витязь, а ты по-княжески ездил когда? — спросила девица.

— Ты это о чем? — не понял Ягайло.

— Ну, хочешь прокатиться, как князь?

— Не думал об том никогда, — нахмурился витязь.

— Залазь в повозку, а я тебя прокачу. В кои веки понежишь тело на подушках атласных да на шелках?

— Я как-то…

— Да не боись, залазь, — подзадорила его девица.

— И чего бы мне бояться? — Ягайло нагнулся в седле, распахнул дверцу и перекинув ногу через седло, прямо со стремени прыгнул внутрь.

Мягко приземлился на качающийся пол, огляделся. По стенам обивка из розового атласа, пришпиленного к стенам. На полу дорогой персидский ковер, в котором утонули его грязные сапоги. Два сиденья друг напротив друга, на них набросаны подушки, шкура медведя, чтоб покрывать замерзшие колени путешественников.

Девица хлестнула конька вожжами, возок поехал быстрее. Витязь отвел занавеску, отворил мутное окно и высунул голову наружу. Буян, меланхолично опустив голову, плелся за повозкой, отворачиваясь от поднимаемой колесами пыли. Евлампия подгоняла конька с каким-то совсем уж мальчишеским задором.

Ягайло скинул сапоги и рухнул на мягкое, набитое то ли пухом, то ли льняным чесом сиденье. Взгромоздил ноги на другое и блаженно пошевелил грязноватыми пальцами. Да, неплохо княжий сынок катается, не то что раньше, в седле, как настоящий воин. Хотя понятно, надо лицо перед иноземцами держать. Они-то, жидконогие, давно на коней не влезают. А ведь когда-то княжичи из знатных родов первыми бойцами были. Всегда впереди, на лихом коне. Всегда людей за собой вели. Это нынче мода пошла с пригорка полками командовать. Воин и не заметил, как задремал, убаюканный мерным покачиванием телеги.

Резкая остановка сбросила Ягайлу с мягких подушек на пол. Даже через ковер он чувствительно ушиб зад. Протер глаза, да как был, босой, хотел выскочить наружу и объяснить Евлампии, как нужно водить роскошные возки со знатными персонами внутри, да передумал, заслышав снаружи голоса. Слов не разобрал, один невнятный бубнеж, но интонации не оставляли сомнений. Нагловатые, с растянутыми гласными, они могли принадлежать только разбойникам. Да еще и таким, которые ушли в леса не от тяжелой жизни, а просто потому, что не хотели работать. Скорее всего молодым обалдуям, возомнившим себя вершителями человеческих судеб. Трусливые и неумелые в бою, они не нападали на охраняемые купеческие караваны, предпочитая одиноких путников или беззащитных крестьян. И тогда уж глумились всласть. А богатая повозка, да еще и с девчонкой на козлах да без охраны — это ж предел их мечтаний, светлый сон о полном господстве, пусть не над миром, так хоть над чьей-то судьбой.