Геннадий Самсонов - Ссылка

Она иногда присаживалась и прикладывала ухо к рельсам. Когда повезут рабочих в лес, Анна не знала и с рассветом шла осторожней. Встреча с людьми для нее была крайне нежелательной. Лес просыпался. Слышался перезвон птичьих голосов. На небольшую полянку выскочил ошалевший от весеннего возбуждения, еще не совсем перелинявший, заяц, оторопело уставился на Анну и через пару секунд сиганул прочь. Анна невольно улыбнулась «Ишь, пострел, испугался. Кто же тебя тут тронет». Где-то в стороне в глубине леса слышалось гульканье. «Косачи, наверное, токуют» — подумала Анна. В ней заиграл охотничий азарт, но она быстро одернула себя и прибавила шаг. Она устала, платок был сдернут с головы, ворот телогрейки широко расстегнут. Хотелось пить. В одной из ложбинок она захватила горсть талого снега и вытерла им лицо. «Где же вагончик-столовая — с тревогой подумала Анна — По времени должна уже дойти. Пять километров не ахти какое расстояние. Но опять же, кто здесь расстояние мерил? Могла Шура и ошибиться. Может быть и все восемь». Занятая этими мыслями, Анна чуть не запнулась о переводную стрелку. Узкоколейка делала ответвление влево, впереди виднелось ответвление вправо. Анна в нерешительности остановилась, перевела дыхание, наклонилась и послушала рельсы. Стука колес слышно не было. После минутного сомнения, Анна понадеялась на собственное чутье и двинулась вперед. Пошла она вправо, но метров через его вынуждена была остановиться. Узкоколейка спускалась в ложбину и там обрывалась. Там, где она кончалась, виднелись кучи гравия, штабеля шпал и длинные ленты рельс. Здесь на верху у импровизированной беседки у шпал лежали лопаты, ломы, кувалды и деревянный ящик с костылями для крепления рельс к шпалам. «Ведут дальше — поняла Анна — А мне идти назад и искать вагончик». Она развернулась, сделала несколько шагов и вдруг резко шарахнулась в сторону. Пронзительно свистя и пуская клубы дыма, вдали в просвете деревьев, показался паровозик. Анна пригнувшись, притаилась за кучей сухих ветвей. Паровозик бежал ходко. Было заметно, что впереди он толкал вагон, который переваливался с боку на бок. «Как и не упадет — невольно подумала Анна». Звонкий стук колес на рельсовых стыках отчетливо слышался и вскоре, казавшийся чуть ли не игрушечный поезд с одним вагоном, остановился. Как догадалась Анна у первой ветки. Из вагона соскакивали люди. Их было около десятка. Паровозик свистнул и толкнул вагон вперед. Анна плотней сжалась за укрытием, но наблюдать не перестала. Люди у первой ветки собрались кучкой, а потом редкой цепочкой направились вглубь делянки. Тем временем паровоз скрипнул тормозами и, преодолев небольшое расстояние остановился у следующей ветки. Здесь так же вагончик выдавил из себя горстку рабочих и двинулся дальше. Теперь он, шумно пыхтя, прошел мимо Анны и остановился в нескольких шагах от нее. Со ступенек вагона спрыгнули один за другим пятеро рабочих и остались стоять на обочине узкоколейки. Один из них, видимо бригадир, подошел к будке паровоза и коротко свистнул. Из будки высунулась чумазая физиономия машиниста:

— Чего надо? — заорал он.

— Когда Клюева привезешь? — крикнул бригадир.

— К обеду велел за ним приехать. А что?

— Пусть рельсовые накладки и болты захватит. Скажи, что кладовщика вчера не было.

— Ладно — махнул рукой машинист.

Паровоз свистнул, выдохнул из трубы клочья дыма и покатил назад, таща за собой пустой вагон. Рабочие проводили его взглядом и разошлись, разбирая ломы и лопаты. Один из них направился прямо к куче веток, за которыми пряталась Анна и на ходу расстегивал ширинку. Анна вся втянулась в телогрейку. За кучей послышалось журчание. Анну охватило смущение, но вдруг представила эту картину со стороны и чуть не спрыснула в кулак. Журчание прекратилось. Анна хотела выглянуть сквозь ветви, как тут же услышала приближающие шаги и голос:

— Что, Михалыч, отлил?

— Отлил.

— Ну, давай и я излажу это дело, да перекурим.

Послышался шорох одежды, а потом и журчание. «Ну, вы даете, мужики» — улыбнулась Анна. Страха она почему-то не чувствовала. Скорее было чувство озорства, которое потом вмешалось в легкое волнение. Голоса мужиков показались до боли знакомыми. Она напрягла слух. До Анны донесся легкий запах табачного дыма:

— Вот и прожили зиму. Петро — сказал тот, которого назвали Михалычем.

— Да — отозвался второй, наверное Петр — Прожили. Сейчас бы плугом земельку попахать. У нас наверное уже посевная идет.

— А чего сеять-то? — в голосе Михалыча послышалась горечь — В конце зимы уже все амбары пустые были. Жена к Сидорчуку приехала, так сказывала, что по продразверстке власть все дворы подчищала. Зернышка не оставили.

— Я тут кусочек земли присмотрел, подсохший. Раскопаю под картошку.

Анна узнала этот родной волжский говорок с оканьем. Узнала она и мужиков. Михалыч был из соседнего села Пряниха и ехал до Котласа в одном вагоне с ней, а Петро в вагоне рядом и иногда заходил в вагон к своему земляку Михалычу. Видимо дружба у них была древняя. Анна чуть не кинулась к ним «Родные мои», но порыв был мгновенный и она даже не шевельнулась, продолжая слушать знакомые и близкие голоса:

— Как без огорода? Огород нужен. Моя вот пилит домик какой никакой поставить. Невмоготу в бараке жить. Надо бы лес выписать, к Клюеву идти, да морду видеть его не хочется.

— Угробил парня.

— Ничего, как-нибудь ему это отольется.

— Надо бы оградку Алексею на кладбище сделать.

— Сделаем — заверил Петра Михалыч — Мужики рейку приготовили. Подсохнет, строгать начну.

Анна, зажав ладонью рот, беззвучно заплакала, растроганная человеческой добротой и с благодарностью смотрела сквозь щелку в ветвях на близких теперь ей людей.

С узкоколейки что-то прокричали.

— Пойдем, зовут — сплюнул Петро — Социализм надо строить.

Оба, ломая сучья под ногами, направились к узкоколейке.

Анна откинулась на кучу, вытянула отекшие ноги, вытерла слезы и потихоньку приходила в себя. Встреча с земляками, хоть и односторонняя, взволновала Анну и она уже не чувствовала себя такой чужой в этом лесу. Напряжение прошло и Анна почувствовала острый голод. Она раздвинула ветви и огляделась. Рабочие спускались в ложбину, неся на плечах инструменты — ломы, кувалды, лопаты. Анна приподнялась и согнувшись попятилась вглубь березняка. Здесь она скинула котомку и решила сделать привал. Анна развязала котомку, достала банку рыбных консервов, раскрыла ее и проглотила слюну. Отхватив от буханки хлеба добрый ломоть, она с наслаждением углубилась в процесс приема пищи. День должен быть погожим. Солнце стала чуть пригревать. Лесная тишина нарушалась редкими криками людей. Где-то в стороне слышался треск падающих деревьев, стук топоров. «Социализм строят — усмехнулась Анна, вспомнив слова Петра — И зачем это — размышляла она — Дать им свободу и все. Вон Михалыч и огородик хочет раскопать и домик думает строить. Так ведь и земли дадут с гулькин нос и леса могут не выписать. Хотя тут и земли и леса края не видно. А все равно — решила Анна — И землю они распашут и дома построят, корни здесь свои на севере пустят и детей вырастят». За этими размышлениями, Анна насытившись незаметно сомкнула веки, размякла и задремала. Сказался недосып этой ночью и нелегкая дорога сюда. Сон был коротким, но глубоким. Анна потянулась, хрустнула пальцами и прислушалась. Никаких изменений не произошло. Все также с треском изредка падали сваленные деревья. Потихоньку этот рабочий шум стал утихать, а потом прекратился. Анна насторожилась, но быстро догадалась — «Обед наверное». Она достала часы, щелкнула крышкой. Да, время подходило. Анна решила вернуться к узкоколейке. Завязав котомку, она бросила взгляд на пустую консервную банку и повертев ее в руках, сунула в карман телогрейки. «Брошу где-нибудь, а здесь следов оставлять не надо» — осторожничала Анна. Почему она боялась оставить свои следы, чего она остерегалась, Анна сама не могла себе ответить. Она понимала что ее сюда привело. Это была ненависть к человеку, который принес горе ей, Шуре, отняв жизнь любимого ими человека. Как Анна выплеснет эту ненависть, что сделает, она еще не понимала и ничего не планировала. Пока она хотела только одного — увидеть Клюева, почувствовать его присутствие и дать ему понять, что причиненное им зло не прощается.