Юлия Голубева - Рим. Цена величия

А за ужином Юния сообщила, что они с Ливиллой возвращаются в Рим. Клавдий очень растрогался, тряс седеющей головой и больше обычного заикался. А после полуночи они встретились с Юнией в таблинии. Клавдилла горячо поблагодарила старика и, приникнув к его груди, долго плакала, расстроенная предстоящей разлукой.

– Теперь, дочка, ты справишься со всеми неприятностями и без моих советов. Ты нашла верный путь, избрав союзником Невия Сертория. Но будь осторожна, видят боги, мой племянник не простит тебя, если узнает о твоей измене. Сапожок никогда не умел прощать и отличался черной неблагодарностью. Думаю, ты совершила ошибку, доверившись Ливилле.

Юния пожала плечами, тревожные складки залегли на ее лбу. Но через миг она решительно улыбнулась, откинула непослушные локоны лунных волос и проговорила:

– Если она не оправдает моего доверия, то расплата будет скорой и жестокой. Снадобья из ларца Ливии надежны.

Клавдий вздрогнул и усилием воли отогнал прочь неожиданную мысль. Его, как сообщника, не постигнет ли та же участь? Но мягкий ласковый взгляд Клавдиллы развеял эти сомнения.

Утром они распрощались. Юния оставила Кальпурнии все свои одеяния и украшения, что приобрела в Капуе. Клавдилла успела полюбить скромную порядочную девушку, которую жизнь изрядно потрепала, но не ожесточила ее сердце, а лишь наполнила безграничным терпением. Кальпурния неустанно благодарила Фортуну, что та ей послала доброго содержателя. Раз Юния подслушала тайную молитву девушки во здравие Клавдия и ее самой, вначале так неприязненно к ней отнесшейся из-за того, что они с проклятой мачехой носили одно и то же имя, и лед в сердце был окончательно растоплен. Расставались они как добрые подруги, но без надежды на новую встречу. Клавдилла знала, что в Капую она никогда не вернется.

Переступая порог негостеприимного дома Домициев на склоне Палатина, Энния в который раз горько усмехнулась, скользнув взглядом по мозаичной надписи на пороге: «Проходи мимо». Будь дома его хозяин, она так бы и поступила. Гости редко заезжали в этот дом, похожий на базилику. Последний званый обед, как ей припомнилось, давался еще весной, когда надменный Агенобарб и Калигула состязались во славу Аполлона. Воспоминание заставило Эннию широко улыбнуться, но она поспешно сжала губы, чтобы не выставлять некрасивые зубы. Как восхваляли поклонники загадочность ее улыбки, уподобляя сфинксовой! Долго она слыла первой красавицей Рима, даже Друзилла и Ливилла уступили ей лавры первенства, стоило Макрону разглядеть ее в полунищей семье всадника, жениться и явить Риму, подобно восьмому чуду света. Ах, как скоро слава вскружила ей голову, заставила забыться и изменить супружескому долгу! Молодой Вития пленил ее холеной грацией и изысканностью, ласковые речи точно мед лились с его уст. Голова неискушенной молодой женщины закружилась от утонченной лести, Макрон с его солдатскими замашками и грубыми манерами стал противен, и она сдалась почти без боя. Но Энния недооценила своего супруга: в разгар любовных игр на загородной вилле Витии Макрон с преторианцами ввалился в спальню. Юнца высекли на глазах у Невии, а затем Серторий увел полуодетую жену, оставив своих гвардейцев наедине с Витией. Ей потом еще долго слышались его неистовые вопли и глумливый смех мужчин.

Слава богам, что услышали ее мольбы – Макрон не вернул ее суровому отцу! Сколько слез пролила она тогда, сколько раскаяния вложила в свои речи, будто сама богиня Венера сжалилась над несчастной и подсказала слова, полные обольстительной лжи.

Толпы поклонников развеялись как дым, весь Рим обсуждал пошлую сплетню, злоязычные квириты смеялись и придумывали новые подробности. Опозоренный Вития пытался покончить с собой, но смалодушничал и уехал в провинцию, подальше от молвы.

Но слава первой красавицы империи держалась за Эннией, она блистала рядом с мужем на званых обедах, поэты посвящали ей свои эпиграммы, полные лести и выгодных сравнений.

Так продолжалось, пока не появилась в Риме Юния Клавдилла…

Маленькая ножка, обутая в легкую сандалию из красной кожи, переступила порог дома Домициев, Энния смело прошлась по злому псу из мозаики, и непрошеные воспоминания улетучились, стоило попасть в огромный атриум. С губ, тронутых кармином, слетел легкий смех. Энния увидела новые прославленные статуи Агенобарба, за которые, как он похвалялся, было выложено пять талантов серебра.

Атлет, мечущий диск, кулачные борцы, охотник с луком, бегун. А во главе этого чудовищного скопления, на том месте, которое прежде занимал Аполлон-кифаред, предводитель девяти нежных муз, теперь возвышался бородатый кентавр, чей грубый, мощный человеческий торс покоился на мускулистом туловище коня. Но Энния быстро сменила усмешку на милую улыбку, завидев встречающую ее Агриппиниллу.

– Здравствуй, подруга! Любуюсь вашими дивными статуями, – сказала Невия.

Агриппинилла нахмурилась:

– Не стоит кривить душой, моя Энния. По глазам вижу, тебя поразила эта безвкусица. Я их ненавижу всей душой. Скажи мне, твой супруг уже вернулся из Капуи?

– Нет, даже не представляю, что могло его там задержать. У него там даже нет близких знакомых.

– Так ли? – язвительно спросила Агриппинилла. – Ведь там сейчас гостит у моего дяди Юния Клавдилла. И Ливилла с ней. Эта слабохарактерная гусыня и шагу без нее ступить не может.

Энния опустила глаза, борясь с непрошеными подозрениями:

– При чем здесь Клавдилла? Она ждет своего мужа, одновременно с ним и вернется в Рим.

Агриппинилла промолчала, но Невия заметила, как язвительная усмешка искривила ее розовые губы.

– Да, статуи действительно ужасны, – произнесла гостья, чтобы сменить опасную тему.

Агриппинилла сморщила тонкий нос с горбинкой. Знала бы подруга о дикой ссоре из-за них, что разыгралась между супругами! Кровоподтек на правом боку от удара ножищей Агенобарба до сих пор болел.

– Но теперь, когда твой муж осужден, ты сможешь устроить дом по своему усмотрению, – продолжила Энния. – Я ведь еще раньше убеждала тебя подать на него жалобу императору на жестокое обращение. Ты же ведь внучка цезаря!

Но Агриппинилла упрямо встала в позу и с пафосом принялась возражать, что-де Агенобарб по-своему ее любит, не жалеет денег, ссоры между ними нередки, но быстро забываются, и не стоит выносить на свет семейные дрязги, она всем довольна. Энния устало махнула рукой и опять переменила разговор.

– Смотрю, тебя совсем не волнует состояние сестры, если ты даже ни разу не навестила ее после похорон Фабия, – сказала она. – Я слышала, она на грани помешательства после его самоубийства. Эта связь стала для нее роковой.