Юлия Голубева - Рим. Цена величия

– Скажи, божественная, чем я могу помочь тебе, чтоб развеять твою грусть, вызванную плохим сновидением. Я твой друг и хочу доказать, что мои слова искренни и идут от сердца.

Юния вновь устремила на него внимательный взор, но, кроме радости и участия, ничего не смогла прочесть на некрасивом лице угловатого юноши.

– Если то, что ты сказал, – правда, то помощь мне нужна.

– Я готов приложить все силы, – горячо подтвердил Гемелл.

– Что ж, я доверюсь тебе и посвящу в страшную тайну. Но окажется ли в твоем сердце достаточно мужества, чтобы не смалодушничать?

Гемелл помотал головой, и Юния увидела, как изменилось его невыразительное лицо. Глаза заблестели лихорадочным блеском, губы плотно сжались: он не боялся, а, наоборот, был даже рад и взволнован, что теперь в его скучной и безрадостной жизни появится что-то новое и необычное, к чему можно приложить нерастраченные силы души.

Она придвинулась ближе и зашептала:

– Моя мать навлекла гнев темной богини, за что поплатилась жизнью. Но это проклятье унаследовала я. Теперь я должна служить ей всю оставшуюся жизнь. Тщетно я пыталась избежать этой злой участи, но богиня всегда следит за мной. Сон, что испугал меня сегодня, – ее знак. Геката требует жертвы, и ее псы преследуют меня по ночам, когда она в ярости, что я медлю с исполнением обрядов.

Слезы покатились из прекрасных глаз девушки, и сердце Гемелла захлестнула жалость. Не отрывая взора, смотрел он, как радужные капли стекают по нежным щекам, и в душе его постепенно просыпалось странное волнующее чувство, и, когда Клавдилла нежно взяла его руку и с грустью посмотрела в глаза, он понял, что название этому чувству – любовь. И тогда в неописуемом восторге он упал перед ней на колени и сказал:

– Я посвящу тебе всю свою жизнь, о божественная. Тенью буду ходить рядом, только чтоб избавить от невыносимых страданий и хоть немного облегчить твое проклятие и часть его принять на себя.

Она прижала дрожащие пальцы к его губам:

– Остерегайся произносить такие речи! Власть Гекаты сильна не только ночами. Она проникнет в твое сердце, испепелит разум, и ты навек станешь ее рабом. Забудь и думать о том, чтобы принять на себя мое проклятие. Я хочу попросить тебя совсем о другом.

– Нет! Нет! – в волнении закричал он. – Я возьму на себя бремя твоего кошмара, только чтоб ты стала счастливой и веселой. – Он кинулся на колени, охваченный экстазом самопожертвования. – Ты внесла в мою жизнь свет и радость, я почувствовал себя человеком рядом с тобой, ты первая, кто сказал мне ласковые слова и отнесся с искренней добротой.

Юния отшатнулась, испуганная этим неожиданным порывом, но тут же овладела собой, довольная, что результат превзошел ожидания. Она нежно улыбнулась, постаравшись вложить все обаяние в свою дивную улыбку, и взяла его руки в свои:

– Спасибо тебе, мой друг.

Маленькая слезинка скользнула из уголка глаза, покатилась вниз по щеке, и Гемелл вдруг с неистовством приник губами к соленой капельке влаги. Юния едва сдержала резко нахлынувшее отвращение, но не отшатнулась и вытерпела этот дружеский поцелуй.

– Ты чересчур горяч, Тиберий Гемелл, – только и заметила она.

Оставшись одна, она наконец смогла дать волю своему гневу и раздражению. Подобно фурии, металась она по спальне, без жалости сбрасывая с постаментов драгоценные вазы, топтала белоснежные лилии, била об пол флаконы с духами и благовониями, в бешенстве ломала золотые украшения. Рабы в ужасе попрятались, до смерти напуганные возможными расправами. И лишь когда эта вспышка ярости прошла, Юния залилась слезами. Она проклинала свою красоту и горькую судьбу. Почему она преподносит ей такие жестокие испытания? Ее желание лишь одно – быть рядом с любимым у домашнего очага, а не соблазнять тех, от кого зависят их жизни. Ненависть волнами захлестывала ее разум – ненависть к старику на далеком острове, тому, что угрожал их счастью с Сапожком. Смерть! Смерть всем! Она бесконечно выкрикивала это слово, и громкое эхо высоких сводов послушно разносило его во все стороны, к ужасу прислуги.

Но боль ее израненной души постепенно стихала, пока она писала длинное послание Гаю, наполненное признаниями в любви, и слезы обильно заливали пергамент. И из-за этих влажных капель свиток долго потом не мог сгореть дотла. Но это принесло успокоение, и на восковых дощечках Юния написала записку Евтиху, посвященному в их тайну поклонения Гекате. Он должен был раздобыть жертвы темной богине и сопровождать их в рощу поздно ночью. Клавдилла знала, куда направить раба с посланием: Евтих мог быть или в конюшнях, или у Мнестера с Аппелесом, которые снимали комнаты на Субуре, в большой инсуле по соседству с дешевыми лупанарами и тавернами.

Дни понеслись чередой, наполненные сплошным безумием и тоской. Мягкий, точно воск, разум Гемелла оказался чересчур слабым, чтобы пережить страшное жертвоприношение. Его наяву терзали жуткие видения, темная богиня завладела им, отпустив на время душу Юнии.

Юния и сама плохо помнила эту ночь, когда они втроем проникли в проклятую рощу с черным алтарем. Это была ночь новолуния, и темнота окутывала все вокруг, скрывая даже силуэт высокого акведука Аппия. Свет факелов выхватывал лишь узкую тропу и резко вычерчивал ветки мертвых деревьев, лошади спотыкались, пугливо шарахаясь от таинственных ночных шорохов. Юнию сотрясал озноб, она куталась в черный плащ, слыша громкий стук зубов едущего рядом Гемелла. Один Евтих держался спокойно. В мешке, притороченном к его седлу, возились и тихо повизгивали щенки.

Когда взмыли вверх жадные языки жертвенного пламени на светильниках вокруг алтаря, все стало происходить как в кошмарном сне. Яркой молнией взвивался жертвенный нож, раздавался визг маленькой жертвы, съежившейся теплым комком под рукой девушки, летяли брызги крови. Последнего, девятого щенка зарезал Гемелл. Отточенный нож в его дрожащей руке несколько раз крошил черный мрамор алтаря, прежде чем кровь окропила жертвенник. Евтих едва успел подхватить на руки падающего Гемелла: тот бессвязно выкрикивал странные заклинания, едва ли понимая их смысл, а Юния тем временем сжигала внутренности жертв. Душа ее успокоилась, девушка уже не дрожала и делала все спокойно. Жертвенное пламя горело ровно – это значило, что Геката благосклонно приняла жертвы.

А теперь Гемелл болел, грезил наяву и тенью следовал за Юнией. Клавдилла сходила с ума и не могла никуда отлучиться из Палатинского дворца. Не видя ее рядом, Тиберий кидался на землю в судорогах, и пена выступала на бескровных губах. Геката наградила его болезнью, от которой страдал Александр Македонский. Припадки ее учащались, и Юния призывала все новых и новых врачей.