Юлия Голубева - Рим. Цена величия

Медленно текли бесполезные пустые дни, принося с собой новые тревоги и разочарования. Раз в неделю Калигула спускался в маленькую скалистую гавань встретить корабль из Рима с почтой для Тиберия, но для него никаких писем не поступало. Юния молчала, лишь раз напомнила о себе, с наступлением осенних холодов передав теплую одежду без какой-либо записки. На пороге стоял уже ноябрь. Но ни одной строчки от любимой и друзей за эти долгие месяцы. Несколько раз прибывал префект претория с докладами, но Гаю с ним встретиться так и не удалось: то ли Макрон сам избегал его, то ли получил четкие инструкции Тиберия. Неизвестность угнетала, страхи разрастались подобно снежной лавине.

Развязка наступила совсем неожиданно в шестнадцатый день до декабрьских календ. Это был семьдесят седьмой день рождения Тиберия.

И именно эта дата стала поворотной в судьбе Гая Цезаря и в дальнейшей судьбе Римской империи.

Рано утром его разбудил германец Германн, телохранитель Тиберия. Калигула, заспанный и непричесанный, валялся на широкой кровати в мятой тунике, рядом лежал опрокинутый кувшин из-под вина и остатки еды, кружили мухи. Германн неодобрительно оглядел эту картину, а затем сказал:

– Гая Цезаря требует к себе император! Я сопровожу!

Лицо Гая, как с удовлетворением заметил германец, исказила гримаса ужаса.

– Зачем я понадобился цезарю? – в волнении, задыхаясь, спросил Калигула. – Он не хотел видеть меня. Я три месяца пытался встретиться с ним.

– Собирайся, я сопровожу тебя, – повторил Германн.

Калигула быстро поднялся, скинул тунику и крикнул рабу, чтобы облачал его в тогу. Мелкая дрожь сотрясала тело, руки предательски дрожали, Гай исподлобья косился на меч германца. Ему была известна слепая преданность германских охранников императору. Германн, получив приказ, без колебаний перерезал бы глотку любому. Калигула лихорадочно соображал, что могло произойти, зачем спешно вызвал его Тиберий. Если бы его надумали убить, то все произошло бы ночью. Сбросили бы с каприйской скалы – это излюбленный способ расправы цезаря. Неужели он заготовил неугодному наследнику более страшную участь? Калигула не сомневался, что германец ведет его на смерть.

Коридоры роскошной виллы были наполнены гулом голосов приехавших гостей. Наверное, лучшим подарком в день рождения цезаря станет смертный приговор Калигуле. Гаю уже рисовалась картина восторга и ликования, с которыми встретят эту весть прибывшие для поздравлений сенаторы. Вот они, в белоснежных тогах с пурпурной каймой, толпятся в атриуме. Гай увидел вокруг лица со смешанным выражением брезгливости и презрения, почти все отвернулись, когда Германн вел его сквозь эту толпу, прежде столь подобострастную. Видно, дела совсем плохи, раз даже его тесть Марк Юний Силан просто вежливо кивнул и скрылся за спинами остальных. Гаю не терпелось спросить его о Юнии, но он сдержался и прошел мимо. Сердце бешено стучало. Неужели и его возлюбленная супруга так же отреклась от него, как и эти надутые гуси?

Германн откинул тяжелую занавесь, Калигула ступил в полутемную залу. Все окна были затянуты черным, солнечный свет едва проникал сквозь густую пелену ткани. Тиберий в молчании сидел в золотом кресле, закутанный, по обыкновению, в свой пурпурный плащ. Он даже не пошевелился, когда вошел Калигула, его неподвижный взгляд был прикован к журчащему фонтанчику со статуэткой Силена. Тишину нарушало только журчание струек, и это, видимо, раздражало императора.

Калигула, неслышно ступая по мраморным плитам, приблизился и пал ниц перед неподвижной фигурой. Бесконечным показалось ему то время, что он лежал, распростертый, на холодном полу. Неожиданно что-то тяжелое упало рядом с ним. Гай поднял голову и увидел небольшую деревянную капсу с покосившейся от удара крышкой. Все еще не вставая, он устремил изумленный взгляд на Тиберия.

– Прочти! – коротко бросил император и, более ничего не прибавив, вышел через боковой проход.

Не веря своим ушам, Калигула мгновенно вскочил на ноги и схватил капсу. Крепко сжимая ее руками, он выбежал в атриум и быстро прошел мимо сенаторов, провожающих его изумленными взглядами. Силан попытался окликнуть его, но Гай даже не повернулся. Неясный шепот раздавался за спиной.

В своей кубикуле он кинулся на кровать и дрожащими руками поднял треснувшую крышку. Там лежали пожелтелые свитки. Пробежав один из них глазами, Гай едва сдержался, чтобы не вскрикнуть громко от радости. Сердце его заколотилось, как сумасшедшее, норовя выскочить из груди. Калигула сразу понял, что это и есть долгожданная весть от божественной Юнии. Только она могла нанести такой тонко рассчитанный удар в сердце старого Тиберия!

Юния была совершенно разбита утомительной дорогой, хотя ей и удалось нанять экипаж, куда рабы поместили носилки, совсем не приспособленные к длительным путешествиям. И она, и ее свита валились с ног, лошади тоже порядком измучились.

Приветливая тихая Капуя встретила их удивленными взглядами любопытных прохожих. Офицер преторианцев не без труда выудил сведения о том, где проживает Тиберий Клавдий. Его небольшой дом стоял на окраине, отделенный высокой оградой, перевитой буйным плющом. Преторианцы долго барабанили в кованые ворота, пока их не отворила девчонка-рабыня, протирающая сонные глаза.

Юния выглянула из-за пыльных занавесей носилок и с раздражением приказала впустить ее, призвав на голову глупой рабыни всех фурий Тартара.

Привлеченный необычной суетой, на пороге появился сам старый Клавдий, одетый в поношенную, залатанную тогу. Увидев Юнию, он удивленно затряс головой и долго заикался, прежде чем она сама оборвала его попытки ее поприветствовать.

– Уважаемый Тиберий Клавдий! – начала она, стараясь не выказать досады. – Я проделала неблизкий путь из Рима, чтоб увидеть тебя. Решение было принято внезапно, и я претерпела немало лишений, прежде чем оказалась здесь. Будь добр, размести и накорми моих преторианцев и рабов, а мне отведи комнату с горячей ванной.

– П-п-приветствую тебя, п-п-прекрасная Юния! Мой дом более чем скромен, но я п-п-постараюсь достойно принять тебя и твою свиту.

Клавдий подал ей руку, и они прошли в небольшой атриум с потускневшими фресками. Краска на колоннах кое-где обсыпалась, но в надтреснутых этрусских вазах стояли благоухающие букеты полевых цветов, было чисто и везде рассыпаны синие лепестки васильков. Юнию тронуло то, что, несмотря на бедность, Клавдий следит за чистотой и уютом своего жилища.

Неожиданно женский смех донесся из перистиля, и из-за занавесей показалась миловидная незнакомка:

– Клавдий, у нас гости?

Она растерянно остановилась, заметив Юнию, а Клавдий покраснел и смутился.