Татьяна Смирнова - Тень Орла

В длинных развевающихся одеяниях, сосредоточенный и хмурый, вышагивал Йонард-Берг и время от времени подвывал в унисон плачущей вдове.

«Кого же хоронят?» – оторопело подумал Танкар, когда повозка поравнялась с ним.

Дальше все произошло так быстро, что Танкар едва успел сориентироваться. «Вдова» кинула метательный нож, и тот стражник, который шел первым, первым и умер. Мелькнули гирьки на цепочках – и двое других рухнули как подкошенные в грязь и нечистоты. Старик Наиль тут же перерезал горло одному. С другим справился Римас. Короткий меч, выдернутый из-под жреческой хламиды, взметнулся над головой последнего стражника, и тот встретил его своим.

– Не убивай его! – крикнул Танкар.

– Уговорил, – буркнул Йонард, – все-таки последнее желание. – И «успокоил» стражника ударом плашмя.

Повозка скрипнула под тяжестью трех трупов, одного оглушенного и одного беглого… Скрипнула, но выдержала, не зря же ее всю ночь переделывали два опытных мастера. И похоронная процессия, приостановив свой скорбный путь всего на несколько мгновений, двинулась дальше. Оружие исчезло как по волшебству. Они приближались к центру города, к базару, где в ожидании близкой казни уже толпился народ. «Вдова» выла и причитала так, что даже сердце чудом спасенного Танкара обливалось кровью. А он и не знал за своей сестрой таких способностей к притворству и впервые подумал, что муж ревнует ее не зря.

Процессия медленно подошла к городским воротам.

– Кого хороните, добрые люди? – полюбопытствовал стражник, подавляя зевок.

– Почтенного Танкара, торговца шерстью, – ответствовал Римас с приличествующей случаю печалью на лице.

– Жена или дочь? – страж ворот указал подбородком на женщину, которая от горя не могла идти и обвисала на руках более сдержанной родни усопшего.

– Сестра, – сказал евер сущую правду и под сочувствующим взглядом вышел за ворота.

Вслед за ним проследовала повозка, скорбящая сестра и вся процессия. Повозка в последний раз грохнула колесами по булыжнику и выкатилась на дорогу.

Йонард затянул прощальный гимн.

– Эй, может, я таки выйду и немного сам поплачу, – послышался изнутри сдавленный голос Танкара, едва повозка отъехала от города на полет арбалетного болта. – Все же мои похороны, не соседа! Я лучше всех вас знаю, какой я хороший и как по мне нужно плакать.

Он выбрался и крепко обнял Римаса, старика Наиля и Йонарда.

– Сто лет теперь проживешь, – улыбнулся Рифат.

– У-у, сто лет?! Почему так мало?

– Поторопитесь, да! – прикрикнула Вани, полная, но необыкновенно красивая сестра Танкара, большая мастерица рыдать. – Вам лишь бы языками почесать, а они сейчас опомнятся и пошлют конную стражу. Ворот-то только двое, а нижние закрыты! Я не горю желанием рыдать по тебе второй раз, по мне, так ты и одного не заслужил!

– Эй, Вани, не ворчи. Я тебе прялку подарю, – крикнул Танкар.

Скорбная процессия, все убыстряя шаг (благо смотреть было некому), докатилась до небольшой оливковой рощицы, где ждал Наке с целым табуном лохматых, не слишком изящных, но очень выносливых коней. Возвращаться в Акру им всем, включая Вани, было слишком опасно.

Ночи в этих краях волшебны! Море ночью бархатное и словно расшито драгоценными камнями звездных бликов. А если ночь лунная, то от месяца по воде тянется такая дорожка, что даже человек, не верящий в приметы, все равно зачерпнет лунной воды и изопьет прямо из ладоней, без чаши… А теплая она! Волна шевелит гальку, шепчет картаво, как будто ребенок, который еще толком не научился говорить. И ветра почти нет.

А в степи ночь! Полынь пахнет одуряюще, горьковатый запах этот, говорят, местным уроженцам, скфарнам, снится и на чужбине, а попав домой, они целуют невзрачную траву и ноздри у них раздуваются, как у их же лошадей: «То запах свободы нашей!». Ляг на землю спиной, протяни руки к звездам… Ты равен богам, потому что держишь небо на руках. Так какими словами рассказать про ночь в степи?

Но удивительнее дивного и дороже дорогого южная ночь в предгорьях. Тишина здесь такая, что слышен негромкий голосок ручья, бегущего в полулиге. Здесь всегда не жарко, оливы опускают свои драгоценные плоды прямо в руки, как покладистые девушки, а ломящая зубы вода вкуснее фалернского вина. И нагретый за ночь камень отдает свое тепло щедро, и костры здесь разводят высокие, яркие, не вырыв ямку, чтобы случайно не увидели, а со всем почтением к огню и к титану, принесшему его людям.

По преданиям, именно в этих скалах когда-то то томился прикованный Прометей, а орел клевал его печень… Наверное, выдержал он все это безобразие лишь потому, что эта дивная ночь дарила ему свое тепло и прохладу, лечила, утешала, убаюкивала. Да и орлы по ночам спят.

Во всяком случае, те, которые с крыльями.

В неглубокой пещере, скорее просто в выемке скалы, был разведен костер. Пахло мясом. Оно «доходило» на сложенном из камней очаге, приправленное какими-то травами, которые знала только Вани, и мужчины уже давно глотали слюни, но никто не смел приблизится к огню. Сестра Танкара за такое самоуправство запросто могла отлучить от козленка.

Переломили хлеб. Взяли по луковице.

Танкар держал в руках большую чашу. Йонард видел ее впервые, дивился размерам, догадывался, что она не пуста, но не имел ни малейшего понятия о том, что должно произойти дальше.

– Братья, – тихо сказал Танкар, – я говорю так, потому шо сейчас, в этом кругу только братья… Некоторые слишком свободные женщины сидят себе у очага и делают вид, шо они разом оглохли! – он перевел взгляд с сестры на сидящих полукругом мужчин и медленно обвел их глазами: Римас, Наиль, мальчишка Наке, Рифат, еще двое, которых Йонард ни разу не видел. – Нас здесь девять, вместе с Вани. Если бы мы собрались два дня назад, нас было бы десять…

«Поминальная чаша по старику Фриму, – сообразил Йонард, – но ведь ее пьют только родственники». Впрочем, сказал же Танкар, что все они здесь братья.

– Мы скорбим, – лицо рыжего предводителя «братства» перекосило. Он глотнул из чаши и передал Римасу. Тот пригубил и молча опустил чашу в протянутые руки Наке. Когда чаша оказалась у Йонарда, последнего, она была все еще почти полна. Йонард по наитию поднес сосуд к губам, но сделал лишь небольшой глоток.

– Мы помянули брата, – продолжал Танкар, – пусть земля будет ему мягче пуховой перины и пусть душа его летит свободно, мы не задержим ее рекой из слез. – При этих словах Наке, который начал было всхлипывать, быстро просушил глаза рукавом. – Но этот глоток сладкого фалернского вина был последним. И для меня, и для вас. И для всех остальных братьев. С этой ночи и пока мы не вернемся домой, в Акру, свободную от Тени, никто не прикоснется к вину. – Танкар встал, шагнул к огню. Вани посторонилась. Все молчали, молчал и Йонард, напряженно слушая. Он понимал, что это еще не все.