Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо

— Где же Жирдель? — спросила Перепелочка.

— Не знаю,— сказал Анатоль,— но полагаю, что полученные нами записки — от него.

Перепелочка подошла к Ирене де Сальв… Она давно уже убедилась в том, что Фанфаро не будет принадлежать ей, и теперь шепнула Ирене:

— Как хорошо, что вы приехали! Я вижу, что вы любите его!

Ирена молча пожала ей руку.

Графиня де Сальв когда-то по капризу влюбилась в гимнаста и смотрела на свою привязанность к нему, как на мимолетное увлечение. Но теперь в ней произошел переворот. Гордая аристократка забыла все, бежала из дому и поспешила к тому, кому она отдалась всецело…

Взглянув на Перепелочку, Ирена поняла все.

— Вы любите его? — тихо спросила она.

— Да,— ответила Перепелочка,— но он любит вас, и потому я уступаю его вам.

Девушки обнялись.

Между тем помешанная присела в уголок и не отвечала ни на слова, ни на ласки Лизетты. Она думала о своем Жаке.

Анатоль, стоя у окна, не сводил глаз с моря. Он искренне привязался к Лизетте и говорил самому себе: «Если я возвращу ей брата, то, может быть, она полюбит меня».

И теперь с тревогой в сердце он ждал условного сигнала. Вдруг раздался выстрел, и над морем взвилась ракета.

— Идите все сюда! — вскричал Монферран.— Идите и смотрите!

Все бросились к окну.

На море показалась довольно большая лодка, она пристала к берегу, из нее вышли трое. Один из них, обгоняя остальных, поспешил к хижине.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Фанфаро.

— Фанфаро! — вырвалось у всех.

Ирена и Перепелочка плакали от радости.

— Брат мой! — вскричала Лизетта.

Следом вошел Жирдель.

— Слава Богу! — крикнул он.— Наконец-то удалось.

Фанфаро бросился к Луизе и со слезами на глазах произнес:

— Матушка, бедная моя матушка!

Помешанная обняла юношу и зарыдала.

— А теперь в дорогу! — весело крикнул кто-то, вбегая в комнату. Это был Бобишель. Перепелочка бросилась ему на шею, а Ирена подошла к Фанфаро.

— Я здесь,— спокойно сказала она.

Фанфаро с чувством пожал ей руку.

— Да, нелегко было выручить нашего голубчика! — сказал Жирдель.— С помощью Симона, которому мы немного намяли бока, мы напали на след Фанфаро и догнали карету маркиза в двух милях от Парижа. Рассказали Лабарру суть дела, доктор привел Фанфаро в сознание, и нам отдали его, а Фужерез поехал дальше, увозя с собой тело виконта де Тализака.

— А где же Лабарр? — спросил Анатоль.

— Господин Лабарр ждет нас в лодке. Этот негодяй Симон, наверное, донесет на нас, и поэтому нам надо немедленно бежать. Здесь совсем недалеко от берега стоит готовое к отплытию судно, которое увезет всех нас в Африку…

Наступил момент разлуки. Вошел Лабарр.

— Маркиз де Фужерез,— сказал он почтительно,— все готово к отъезду.

Все посмотрели на него с удивлением.

Кого он назвал маркизом? Фанфаро встал.

— Не называйте меня маркизом,— сказал он,— мое имя — Жак, и я приемный сын Жюля Фужереза.

К нему подошла Ирена.

— Жак,— сказала она,— когда-то вы сказали мне: «Заставьте полюбить себя!» Исполнила ли я ваш совет?

— Я люблю вас,— ответил Фанфаро.

— И вы назовете меня своей женой?

Перепелочка вздрогнула.

— О, если бы вы знали, Фанфаро, как она любит вас! — сказала она.

Бывший гимнаст смахнул невольную слезу.

— Благодарю вас, мои дорогие и преданные друзья! О, зачем должны мы покинуть Францию и вдали от родины искать мира и покоя!

— Даст Бог — вернемся,— добавил Жирдель громко.— А теперь — в дорогу!

— Итак, вы уезжаете? — спросил у Лизетты Анатоль.

— Могу ли я покинуть брата? — ответила девушка.

— В таком случае,— энергично сказал де Монферран,— и я поеду с вами, чтобы бросить праздную жизнь и зажить честным трудом. И вы мне в этом поможете!

Маркиз де Фужерез похоронил тело своего сына, виконта де Тализака, а затем бесследно исчез.

Мадлена сошла с ума и отравилась.

Бобишель женился на Перепелочке, которая вышла за него из-за его любви к Фанфаро. Луиза и Лабарр умерли… Симон поступил в сыскную полицию.

Робекаль, которому смертную казнь заменили пожизненной каторгой, пытался бежать и при этом был убит часовым.

Ролла открыла игорный дом и во время происшедшей между ее гостями ссоры была зарезана.

Таков приблизительно был рассказ Фанфаро. Мы дополнили его многими подробностями, которые он, по своей скромности, опустил.

Прошло много лет. Маленькая колония мирно и счастливо проживала в Алжире. Эти люди забыли свои страдания и простили своих врагов.

Сперо вскоре поправился. Наступил день возвращения во Францию.

— Мой милый Фанфаро,— сказал граф,— неужели мы никогда не увидимся с вами?

— Может быть и увидимся,— с улыбкой ответил бывший гимнаст.— Меня иногда берет тоска по родине…

— В таком случае,— продолжал Монте-Кристо,— если судьба разлучит меня с сыном, могу ли я рассчитывать на вас?

— Клянусь вам в этом! — был ответ.

— И мы тоже, — сказал Жирдель.— Мы все пожертвуем жизнями за сына графа Монте-Кристо, и горе тому, кто обидит его.

Мы скоро увидим, сдержали ли Фанфаро и его друзья свою клятву!

«Г-ну виконту де Монте-Кристо, Елисейские Поля, Париж, апрель 186… года.

Дорогое мое дитя! Двенадцать лет тому назад я с помощью наших алжирских друзей спас тебя от лютой смерти. С того дня утекло много воды…

Мне уже шестьдесят лет, и поэтому я должен спешить…

Много преодолел я опасностей, дорогой мой сын, боролся с людьми сильными и могущественными и выходил победителем из этой борьбы. Не устоял лишь я перед последней улыбкой твоей умирающей матери.

Вот уже пять лет как скончалась на моих руках графиня Гайде — наш с тобой лучший друг.

Тогда-то я и изменил самому себе и в первый раз в жизни заплакал как ребенок. И подумал при этом, что я не более чем человек, бессильный в борьбе со смертью.

Я одолел Вильфора, Морсера, Данглара и Бенедетто с Мальдаром, но не смог победить смерть…

С этой минуты во мне поселилось сомнение. Смогу ли я признаться тебе во всем? Признание же необходимо. Сильный, когда дело касалось кары или мщения, я оказался бессильным, желая исправить сделанное мною зло.

Где Максимилиан Моррель? Где Валентина де Вильфор, счастье которой я хотел устроить? Оба погибли в Индии в 1857 году, во время восстания сипаев.

Где Альбер де Морсер, которого я вырвал в Уаргле из когтей фанатиков-убийц? Он пал в Париже в 1851 году, в день рокового переворота, и его несчастная мать, Мерседес, умерла с горя.

И теперь я страшусь своей гордыни, за многое чувствую себя виноватым. Перед тобой, дорогой мой сын, как перед духовником своим, исповедываюсь я.