Ольга Крючкова - Кровь и крест

Анна Брусвер, женщина сорока пяти лет, предстала перед фемом.

– Анна Брусвер, ты обвиняешься в том, что во время грозы летаешь по городу на метле и разбрасываешь зелье, отравляющее младенцев. Что скажешь?

– Я не умею летать по воздуху на метле, – ответила Анна.

– Тогда почему во время грозы ты выходишь во двор и берёшь мётлы? – спросил отец Конрад.

– Возможно, перед началом грозы я и выходила во двор, чтобы убрать мётлы, иначе бы их намочил дождь.

– Значит, ты признаёшь тот факт, что выходила во двор и брала мётлы? – докапывался Конрад.

– Признаю, выходила, но только чтобы убрать мётлы от дождя.

– А может, ты хотела спрятать их, после того как прилетала? А что ты скажешь по поводу зелий, которые варишь каждый вечер?

– Это совершенно безвредные зелья. Я варю их из трав шалфея и мяты, а затем пью как отвар.

– Ты признаешь, что варишь зелья? – уточнил фрайшефен.

– Да, но не с целью причинения вреда. Я слаба и постоянно кашляю, а отвары помогают мне.

– Ты пьёшь отвары, а затем уже идёшь во время грозы во двор? – докапывался до истины отец Конрад. – Сначала ты их пьёшь, а потом летаешь?

Измученная Анна совершенно запуталась, не понимая, кому мог причинить вред отвар из шалфея с мятой.

В то время как отец Конрад вёл допросы нечистивых ведьм, в подвале ратуши радел палач, служа святому делу.

Палач Хёральд был опытным в своём деле. Вот уже более десяти лет он растягивал обвиняемых на лестнице, надевал «испанский сапог», сёк розгами, дробил кости. Поначалу было трудно – обвиняемые вызывали жалость, по ночам их душераздирающие крики и мольбы о снисхождении стояли в ушах. Но служба палача хорошо оплачивалась, и Хёральд, не обученный никаким наукам и ремёслам, понимал, что придётся всю жизнь пытать женщин, многих из которых он до этого видел на улицах города красивыми и жизнерадостными. Сначала Хёральд задумывался над тем, что происходило в пыточных камерах, потом оставил это занятие, ибо подобные мысли вызывали слишком много сомнений – так и без куска хлеба можно остаться.

Стражники привели Ингу Розенкранц. Брат Иоанн занял место писаря за маленьким столом с чадящим факелом и приготовился записывать всё, что скажет обвиняемая.

– Отец Конрад приказал применить к ней «испанский сапог», – сказал Иоанн.

– Надо будет, применим, – промычал недовольный Хёральд тем, что вмешиваются в процесс его работы.

Он схватил Ингу своими огромными лапищами и привязал кожаными ремнями к лестнице, крепко привинтив правую ногу в «сапоге».

– Я буду тебя пытать до тех пор, пока ты не похудеешь и не станешь прозрачной! – рявкнул Хёральд на перепуганную трясущуюся девушку и приступил к выполнению своих обязанностей.

Он взял розги с кусками олова на концах, зашёл со спины Инги и начал свою работу. Девушка кричала истошными воплями. Затем Хёральд счёл, что выбранные им розги – это слишком просто, и взял другие – с железными крюками на концах. Тут же брызнула кровь Инги, мелкие куски мяса со спины полетели в разные стороны.

– Говори, как тебе являлся Дьявол? Когда? Что вы с ним делали? – Иоанн приготовился записывать, взяв перо.

– Я никогда его не видела, – еле выдавила из себя Инга.

– Продолжай, – Иоанн дал команду палачу.

Хёральд взял вращающуюся кругообразную железную пластину с заточенными краями, вырывавшую куски мяса со спины обвиняемой. Он запустил приспособление в действие, ободрав спину девушки почти до костей, так что она уже не могла кричать и потеряла сознание.

– Хорошо, так и запишем. Дьявол настолько овладел Ингой Розенкранц, что силой сомкнул ей уста, не давая вымолвить ни слова, – строчил Иоанн на пергаменте.

Хёральд взял ведро с водой и плеснул в лицо девушки. Она очнулась.

– Признайся, несчастная, и ты спасёшь свою загубленную душу! – усердствовал Иоанн, призывая Ингу к благоразумию. – Расскажи нам, как всё было.

Девушка молчала. Тогда Хёральд нажал на рычаг, и лестница, к которой была привязана обвиняемая, начала растягиваться в размерах, увлекая за собой девушку и причиняя ей невыносимую боль, так как правая её нога была одета в жёсткий «испанский сапог».

– Я всё скажу! Пожалейте меня! – взмолилась несчастная, не выдержав боли в разрывающихся мышцах и костях.

Хёральд остановил механизм.

– Ты приняла истинно правильное решение. Говори, я тебя слушаю, – Иоанн весь превратился вслух.

– Нечистый пришёл ко мне впервые в облике красивого молодого мужчины и совратил меня. Затем он постоянно приходил ко мне, и мы предавались разврату в разных формах.

– Отрекалась ли ты от Бога и в каких словах?

– Да, отрекалась. Я подошла к распятию и сказала, что Бога нет и быть не может, а есть только воля Дьявола на Земле.

– Подписала ли ты договор с нечистым? – спрашивал Иоанн, аккуратно всё записывая.

– Да, я подписала с ним договор кровью!

– Пожелал ли он брака с тобой или просто распутства?

– Да, только распутства, – подтвердила обессилившая Инга.

– Всё, твоя вина доказана, – подытожил Иоанн.

– Вы выбили у меня признания силой под пытками! И Бог всё это видит! Он ещё накажет вас! – в праведном гневе воскликнула девушка.

– Так и запишем… Угрожала проклятиями, – Иоанн быстро строчил на пергаменте.

Затем привели Катарину Лэменг. Хёральд по опыту знал – с этой девицей придётся нелегко, – «испанским сапогом» не ограничишься. Хёральд привязал Катарину к лестнице, взял с огня раскалённое масло и начал лить ей на голову. Кожа головы шипела и обугливалась. Катарина билась в болевых судорогах. Затем Хёральд разорвал на ней платье и полил маслом грудь. Она тут же приняла лиловый оттенок, соски распухли и вздулись от ожогов. Катарина уже не могла кричать, она впала в прострацию и потеряла ощущение реальности.

– Так… Катарина Лэменг увидела своего покровителя и не сводит с него глаз в течение всей пытки. Это говорит о том, что она не раскаялась, а, напротив, получила от Дьявола поддержку и силы, – записал Иоанн на пергаменте.

Хёральд взял ведро с холодной водой и окатил девушку. Она не прореагировала.

– Катарина, обуреваемая изнутри Дьяволом, говорить отказалась. Он настолько в ней силён, что пытки не дали результатов, – продолжал корябать на пергаменте Иоанн. – Это, вне всяких сомнений, подтверждает её вину ещё раз.

Следующей была Анна Брусвер. При виде орудий пыток она страшно испугалась и затряслась. Хёральд сразу определил – уж эта всё расскажет и про себя, и про пособников, можно даже не усердствовать. Он привязал Анну и взял щипцы для дробления пальцев рук. Женщина при виде этого орудия правосудия закричала:

– Не трогайте меня, я отвечу на все вопросы!

– Похвально, Анна. У тебя есть шанс спасти свою заблудшую душу, – поддержал её брат Иоанн. – Расскажи, как ты летала по воздуху. Куда? С кем? Что вы делали?