Ольга Крючкова - Кровь и крест

– Шульц, признайся, подобные выходки водились за Ломбардцем?

Шульц закивал, говорить он не мог. Немного оправившись от шока, он сказал:

– Я не стал говорить вам всей правды, господин. Его прозвали Неистовым именно из-за этого… Он часто входит в раж… А что делать с ними? – мельник указал глазами на девиц.

Эрик не знал, что ответить – беззащитных женщин ему убивать не приходилось.

– Предлагаю оставить их здесь. Сами погрузим всё ценное в повозку и отправимся к твоему брату. И чем быстрее, тем лучше.

Шульц запряг в повозку лошадь. У него на конюшне стояли ещё две, именно на них Эрик решил ехать с женщинами – повозка едва ли выдержит четырёх пьяных мужчин и домашний скарб.

– Шульц, помоги мне загрузить рутьеров, – распорядился Эрик, вытаскивая Курта из-под скамейки и пытаясь натянуть на него штаны.

Курт упирался во сне и бормотал что-то вроде: «Где мозельское? Вина! Хочу ещё!» Что именно желал Курт, он не уточнил, так как его бросили в повозку с соломой и принялись за Ханса, Гюнтера и Хагена. Вскоре вся отважная четвёрка громко храпела в повозке. Эрик накинул на них шерстяное одеяло – обморозятся, не дай бог, дорога неближняя. Затем собрал оружие и вещи; золото, разделённое на равные части, сложил в свою сумку.

Предстояло самое сложное – вывести Ирму и Берту так, чтобы они по возможности не увидели окровавленный труп. Эрик снял грязную, заляпанную скатерть со стола и прикрыл ею Ломбардца и его жертву.

После этого он поднялся наверх и постучал в комнату, где заперлись испуганные женщины.

– Ирма, не бойся! Это я, Эрик, открой мне!

Дверь открылась, Ирма бросилась ему на шею.

– Мы испугались, снизу слышались постоянные женские крики и рёв этого сумасшедшего Ломбардца.

– Ирма, и ты, Берта, слушайте меня внимательно. Сейчас вы соберёте всё самое ценное, оденетесь как можно теплее, и мы покинем мельницу.

Берта округлила глаза, она привыкла здесь жить и мельницу покидать совершенно не хотела. Она возмутилась:

– Господин, вы приказывайте Ирме, но не мне! Я никуда не поеду!

– Дело твоё, Берта, я не настаиваю. Но предупреждаю, что сюда завтра или послезавтра явятся солдаты курфюрства. Тебя повесят как подельницу Ломбардца.

– Позвольте полюбопытствовать, господин, это почему же?

– Да потому, дорогая моя мельничиха, что Ломбардец убил одну из девиц в пылу страсти. Две другие сидят в углу связанные, мечтая о том, как сбежать отсюда. И поверь мне, если они доберутся до Ляйпцига – жди солдат.

Ирма и Берта охнули. Берта перекрестилась.

– Что же теперь будет, господин? – спросила побледневшая, как полотно, Ирма.

– Ничего, не в первый раз, уйдём. А Ломбардец пусть отвечает за свои дела.

Женщины послушно оделись и собрали свои пожитки. Шульц выкопал небольшой чугунок, закрытый крышкой, полный золота и серебра, обмотал его тряпицей и засунул в повозку под сено, как раз под Куртом. Тот даже не пошевелился.

Сев в телегу и взяв вожжи, Шульц подумал: «Хорошо, что ссылался все эти годы на неурожай и не расплатился с Ломбардцем. Пропадай, эта чёртова мельница!» Шульц перекрестился – поминать нечистого в вечернее время небезопасно.

Из двери вышли женщины, Ирма помогала Берте нести большой узел, они забросили его в повозку. Эрик сел на лошадь, посадив перед собой Ирму. Берта, охая и ахая, взгромоздилась на смирную кобылку. Шульц огляделся, увидев, что все готовы, хлестнул кнутом лошадей, повозка тяжело тронулась.

Повозка и лошади остановились, не доехав до селения. Шульц слез с повозки, направившись к дому своего брата – старосты Клосса.

Он постучал в дверь. В ответ – тишина, все спали, на дворе стояла ночь, лишь полная Луна освещала окрестности своим скудным фиолетовым светом. Шульц постучал ещё раз, за дверью зашаркали.

– Кто там? Что надо? Предупреждаю: я вооружён.

– Клосс! Это я, твой брат Шульц! Открой мне, прошу тебя…

Клосс приоткрыл дверь, держа арбалет наготове.

– Матерь Божья, Шульц! Что случилось? Заходи…

Шульц в краткости рассказал брату обо всём, что приключилось. Клосс поправил свой ночной колпак, запахнул тёплый халат поплотнее.

– Эх, брат, говорил я тебе, не связывайся с этими людьми. А ты что! Берта, Берта… Да кстати, как она?

Шульц вздохнул. Клосс понял всё без слов.

– Понятно, не пропускает ни одного мужчину! Всё, как обычно… Говорил я тебе: не женись на ней… Да что теперь после драки кулаками махать.

– Ох, ругай меня, Клосс. Ты прав во всём… – сокрушался Шульц.

– Ладно, сделаем так: Берту твою отставим здесь, выдам её за сестру жены. А будет блудить, у меня разговор короткий – розги всегда наготове. Ты и эти люди отправитесь в егерский домик в лесу. Помнишь, где он находится? Хорошо, там и остановитесь. Лишний раз в деревне не показывайтесь… Всё необходимое будет приносить Берта. Да, и главное – узнай: кто из рутьеров приличный охотник. Будет егерем. Так безопасней, всё равно кто-нибудь пронюхает, что егерский дом не пустует. Да и мне егерь нужен, в прошлом году зимой старика Вирта заломал медведь-шатун. Возьми вот два факела, разожжешь, когда выйдешь из деревни, и сразу – на лесную просеку, к егерскому дому.

– Благодарю тебя, брат.

– Да, кстати, о благодарности. Моя доброта будет стоить вашей компании два золотых в месяц с учётом моего провианта. Вот возьми ключ, дом закрыт на замок.

Шульц немного пожался, но, рассудив, что всё равно деваться некуда, да и Клосс должен окупить свой риск, согласился.

Примерно через час отряд медленно, но верно приблизился к егерскому дому. Наконец в ночной дымке показалось строение.

Эрик спешился и помог Ирме спуститься с лошади. Шульц с трудом открыл замок, тот покрылся ржавчиной и не захотел поддаваться сразу.

Эрик, Ирма и Шульц вошли в дом, освещая его факелами: строение было достаточно просторным, в углу виднелся камин. Посредине стоял стол, окружённый скамейками, окна затянула паутина и пыль – почти год сюда никто не входил и не убирался. Вместо кровати около стены лежал тюфяк, за время запустения он также пропылился. Эрик и Шульц воткнули факелы в металлические держатели около двери.

Ирма поёжилась от холода, дом промёрз, протопить его будет непросто. Шульц вышел во двор, вскоре он принёс дров и попытался растопить камин.

В это время рутьеры, проспавшиеся на морозном воздухе, постепенно приходили в себя. Первым очнулся Курт. Он слез с повозки, огляделся и, не увидев привычной обстановки мельницы, издал рёв раненого зверя, не понимая, что произошло.

На его рёв из дома выбежал Эрик.

– А, любезный Курт, изволил очнуться! Ну как спалось?

Курт, вытянув правую руку вперёд, показывая на егерский дом, телегу и затем на тёмный лес, спросил недоумевая: