Джордж Фрейзер - Флэшмен

Словно завеса упала с моих глаз. «Ага, — подумал я, — вот и время для Флэшмена перейти к самостоятельным действиям». От Акбара они, конечно, не вернутся — он ни за что не отпустит таких ценных заложников. Если и я попаду в руки Акбара, мне будет угрожать неотвратимая опасность со стороны его прихвостня Гюль-Шаха. Если я останусь с армией, то тоже наверняка погибну. Единственным выходом оставалось позаботиться о себе самому. Оставив их выяснять отношения, я выскользнул наружу и отправился на поиски сержанта Хадсона.

Я обнаружил его обихаживающим лошадь — животное так исхудало, что напоминало загнанную лондонскую клячу.

— Хадсон, — говорю я. — Мы с тобой уезжаем.

Он даже не моргнул.

— Есть, сэр. Куда едем, сэр?

— В Индию, — отвечаю я. — Никому ни слова: особое распоряжение генерала Эльфинстона.

— Отлично, сэр, — говорит он. И я ушел, зная, что по возвращении найду лошадей наготове, седельные сумы полными и всю амуницию в полном порядке. Я вернулся в амбар к Эльфи, где он готовился ехать на встречу с Акбаром. Старик суетился, как всегда, переживая о таких важных вещах, как серебряная фляжка, предназначенная в подарок сирдару, — а остатки его армии умирали тем временем в снегах Джагдулука.

— Флэшмен, — сказал он, застегивая плащ и напяливая шерстяную шапочку. — Я уезжаю ненадолго, но в эти ужасные дни не стоит загадывать вперед. Надеюсь, мальчик мой, что в ближайшие день или два с вами ничего не случится. Да хранит вас Господь!

А тебя покарает, старый дурак, подумал я, потому что через день или два ты меня здесь уже не найдешь, даже если сумеешь вернуться быстрее, чем я рассчитываю. Он еще поворчал немного по поводу фляжки и отчалил в сопровождении своего слуги. Шелтон еще не был готов, и последние слова Эльфи, которые я слышал, были: «Это действительно очень плохо». Они могут стать ему эпитафией: возвращаясь в мыслях к этому времени, я всякий раз прихожу в ярость из-за того, что попал благодаря ему в такую переделку. С возрастом мои взгляды изменились: если раньше я с удовольствием всего лишь пристрелил бы его, то теперь повесил бы, выпотрошил и порубил на части эту безмозглую, бесполезную самовлюбленную старую свинью. Никакую казнь нельзя счесть слишком суровой для него.

Мы с Хадсоном дождались ночи, и с ее наступлением просто сели на лошадей и растворились в темноте, направляясь прямо на восток. Это оказалось до сметного просто: никто не остановил нас, а когда минут через десять мы столкнулись с отрядом гильзаев, я пожелал им доброй ночи на пушту и мы спокойно поехали дальше. Луны не было, но нам хватало света, чтобы находить дорогу среди заснеженных скал, и через пару часов скачки я отдал приказ устроить привал, и мы расположились на ночь, укрывшись от ветра за небольшой скалой. Одеял было достаточно, и поскольку никто рядом с нами не стонал, я первый раз за неделю хорошо выспался.

Открыв глаза, я обнаружил, что уже день, а сержант Хадсон развел костерок и варит кофе. В первый раз за эти дни я отведал горячего. У сержанта нашлось даже немного сахара.

— Где ты это раздобыл, черт побери? — удивился я, поскольку за последние дни марша не видел ничего, кроме сушеной баранины и крошек сухого бисквита.

— Стащил, сэр, — преспокойно отвечает он.

Не задавая больше вопросов, я принялся потягивать кофе, не вылезая из-под одеяла.

— Постой-ка, — говорю я, увидев, что он подбрасывает в огонь еще несколько поленьев. — Ты не думаешь, что эти чертовы гильзаи увидят дым? На нас тут же налетит целая туча.

— Прошу прощения, сэр, — отвечает он, — но это высушенное дерево не дает дыма.

И правда, никакого дыма я не увидел.

Минутой позже он опять извинился и спросил, намерен ли я отправиться дальше в путь или остаться здесь на днёвку? Сержант указал на то, что наши пони устали и оголодали, но если дать им отдохнуть и покормить завтра утром, мы вскоре окажемся вне зоны снегов, в местах, где есть пастбища. Я раздвоился во мнении: с одной стороны, чем большая дистанция будет отделять меня от подонков Акбара — и прежде всего, Гюль-Шаха — тем лучше. С другой стороны, и животные, и мы сами нуждались в отдыхе, а на такой изрезанной местности заметить нас можно было лишь по чистой случайности. Я согласился, и в первый раз решил присмотреться к Хадсону, поскольку ранее, придя к выводу, что это надежный человек, этим и ограничивался. Да и зачем одному человеку нужно уделять много внимания другому?

Лет примерно тридцати, крепко скроенный, со светлыми волосами, зачесанными, по его привычке, на один глаз. У него было одно из тех простых квадратных лиц, которые присущи работному люду, серые глаза и ямочка на подбородке, а в делах он был спор и находчив. По его говору я заключил, что Хадсон откуда-то с запада, но говорил он достаточно правильно, и, хотя и знал свое место, чувствовалось, что парень — далеко не из обычной солдатни — полудеревенщин или полубродяг. Глядя, как он управляется с огнем и с лошадьми, я поздравил себя с удачным выбором.

На следующее утро мы тронулись до рассвета. Хадсон задал лошадям последние остатки фуража, припасенные им в своих сумах — «как раз на случай, когда придется проскакать галопом весь день». Ориентируясь по солнцу, я взял направление на юго-восток, и это означало, что главная дорога из Кабула в Индию останется где-то правее. Мой план подразумевал следовать этой линии до реки Суркаб, которую мы перейдем в брод и продолжим путь по южному ее берегу до Джелалабада, это примерно шестьдесят миль. Таким образом мы окажемся в стороне от дороги и рыщущих по ней банд афганцев.

Меня не очень волновала мысль, что мы скажем, прибыв на место: Бог знает сколько народу перемещалось отдельно от основных сил армии, типа Хадсона и меня, и многие из них прибудут именно в Джелалабад. Я сильно сомневался, что главные силы когда-нибудь достигнут города и что судьбой таких отщепенцев, как мы, вряд ли кто серьезно заинтересуется. При необходимости скажу, что мы откололись от армии во время заварушки: Хадсон навряд ли станет распространяться насчет моих слов о передаче приказов Эльфи — да и одному богу известно, когда Эльфи вернется в Индию, если вообще вернется.

Так что пока мы держали путь по засыпанным снегом проходам, я пребывал в прекрасном расположении духа. Задолго до полудня мы пересекли Суркаб и с неплохой скоростью двинулись вдоль берега. Если быть точным, местность была скалистой, но местами мы переходили на быстрый галоп, и у меня создавалось впечатление, что мы вот-вот выйдем за пределы снегов и тогда дело пойдет еще быстрее. Я торопился, поскольку это была территория гильзаев, и Могала, где правил Гюль-Шах, располагалась неподалеку. Мысль об этой мрачной крепости с привратными «украшениями» омрачала мое сознание, и тут сержант Хадсон, поравняв свою лошадь с моей, сказал: