Ле Галле - Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака

«Кажется, я достаточно узнал! Тут, как видно, нужна не глухая борьба, а решительный и скорый удар», — бормотал Роланд, возвращаясь к себе в комнату.

Придя к заключению, граф позвонил. Явился лакей. С первого взгляда можно было безошибочно судить, что он не принадлежал к разряду обыкновенных слуг. Его темно-красное фамильярно улыбавшееся лицо изобличало в нем отъявленного негодяя, давно уже забывшего о существовании каких бы то ни было понятий о честности и долге.

Он молча остановился перед своим господином в ожидании приказаний.

— Ринальдо, хорошо ли ты помнишь то, что я тебе сказал вчера вечером?

— Если память мне не изменяет, вы изволили говорить о возвращении вашего брата и о вытекающих из этого неприятностях.

— Кроме того, я еще говорил, что ты будешь мне нужен.

— К вашим услугам! — с оттенком гордости ответил слуга.

— Через неделю, — проговорил Роланд, — здесь не будет другого хозяина, кроме меня!

— Так скоро? Ведь мы, кажется, предполагали, что это будет гораздо позже.

— Я раздумал, — сухо проговорил Роланд.

— Стало быть, теперь лишь надо обдумать благородный способ?

— Да!

— Можно произвести быстрое исчезновение.

— Нет, не надо проливать кровь, по крайней мере теперь, — добавил поспешно граф.

— В таком случае уничтожение доказательств?

— Да, это ничего себе.

— Затем свидетельские показания я могу тоже добыть, у меня найдутся два-три молодца…

— Об этом мы еще подумаем; теперь же ты проводишь меня. Первым долгом необходимо заручиться поддержкой того, кто владеет документом относительно происхождения Мануэля. А уж что касается Сирано, благодаря которому мне приходится теперь расхлебывать всю эту кашу, так я расквитаюсь с ним впоследствии!

— Куда же мы теперь идем?

— К «Дому Циклопа».

Несмотря на поздний час, Ринальдо и Роланд, прекрасно вооруженные, благополучно прибыли в квартиру Бен-Жоеля.

При виде гостей цыган приятно улыбнулся.

— Я вас ждал! — проговорил он, широко растворяя дверь.

— Ты ждал меня? Почему?

— Почему? Очень ясно, я кое-что заметил, потом после некоторого размышления пришел к этому заключению и, как видите, не ошибся, — ответил тот с наглой улыбкой.

После этого, запершись в комнате Зиллы, они принялись о чем-то таинственно совещаться, и когда наконец граф вышел из «Дома Циклопа», на небе уже загоралась заря.

Роланд де Лембра вышел из «Дома Циклопа», очевидно, очень довольный В то же время в единственном окне этого мрачного дома появилась Зилла и до половины высунулась на улицу, стараясь охладить свое разгоряченное, загадочно улыбавшееся лицо. Ее полные влажные губы полуоткрылись, а черные блестящие локоны слабо развевались под дуновением легкого утреннего ветерка Роланд не спешил представлять Мануэля своему будущему тестю, но старик сам прервал колебания графа и однажды утром явился поздравить Мануэля с благополучным возвращением в отчий дом. В тот же вечер оба брата по усиленному приглашению маркиза явились в замок де Фавентин.

— Позвольте представить вам смелого поэта, некогда вдохновленного вами. Теперь он уже беспрепятственно может воспевать вас; это не прежний бродяга, а мой брат… и ваш! — добавил Роланд с ударении, подводя его к невесте.

Молодые люди переглянулись; лицо Жильберты покрылось вдруг ярким румянцем, а Мануэль в волнении пробормотал какие-то бессвязные слова.

Познакомив невесту с братом, Роланд оставил их наедине, а сам подсел к маркизе: он находил особое удовольствие в этой опасной игре чувствами брата и теперь умышленно предоставил им полную свободу, мало заботясь о возможных последствиях того разговора, так как он сознавал свое преимущество, сознавал, что довольно сказать ему слово, и Мануэль снова очутится в прежней пучине, из которой его вытащил Сирано.

Между тем, немного успокоившись, Мануэль робко уселся рядом с Жильбертой, решив, ни минуты не тратя, постараться выйти из положения, так деликатно очерченного Бержераком.

Мануэль, как мы уже заметили, принадлежал к числу страстных, смелых и вместе с тем робких натур. Его ум еще не был подготовлен к той роли, какую ему дала судьба. Найдя брата, он, не задумываясь, искренно поклялся ему в послушании, почтении и дружбе; теперь же, увлекшись любовью, он совершенно забыл о своих добрых намерениях. Мысленно отрекшись от всех благ, которые ему приносило его знатное происхождение, он весь отдался влечению своего сердца. Он был молод, не имел понятия о маленьких правилах, налагаемых светом, главное же — любил до безумия. Да и кто мог бы укорить его за эту пылкую бесхитростную любовь?

— Несмотря на огромную перемену, происшедшую в моей жизни, я не забыл прошлого! В этом прошлом было то, за что теперь я должен у вас просить прощения! — начал Мануэль робко.

Молодая девушка почти ждала этих слов, но, услышав их, невольно вздрогнула; затем, вспомнив, что Мануэль уже не прежний бродяга, а такой же аристократ, как и она, и притом брат ее будущего мужа, она подавила в себе волнение и, приняв равнодушный, почти холодный вид, с удивлением взглянула на молодого человека.

— Да, я прошу у вас прощения. Тогда я был еще ничтожным бродягой, и моя смелость не могла вас оскорбить, а теперь…

— Что теперь? — переспросила Жильберта.

— Теперь я сознаю, что как дворянин должен извиниться за оскорбление, нанесенное бродягой.

— Вы покончили с вашей прежней жизнью, и надо забыть все, что ее касается, — отвечала девушка.

— Забыть! — воскликнул Мануэль. — Простите, но это единственная вещь, какой я не могу вам обещать. Требуйте от меня чего хотите, но умоляю, не просите этой жертвы — моих дорогих воспоминаний.

Жильберта молча опустила голову.

— Позвольте мне объясниться перед вами. Когда вы узнаете историю моей жизни, тогда, быть может, я вызову у вас снисхождение или жалость… — с жаром проговорил Мануэль, увлекаясь своими собственными словами и блестящей красотой Жильберты. И, воспользовавшись молчанием молодой девушки, он пылко заговорил о своих страданиях, о своих мечтах. Он раскрыл тайну появления букетов на ее балконе, поверил ей все свои мечты, все сладкие грезы, напрасные стремления и безумствования влюбленного поэта.

Затаив дыхание, забыв отца, Роланда, с волнующейся грудью слушала девушка его страстные слова.

Появление Роланда вывело их из этого сладкого, но опасного забытья. Граф давно уже стоял перед ними, пожирая лихорадочно блестевшими глазами заговорившуюся парочку.

Когда Мануэль выходил из замка де Фавентин, он был словно в чаду: даже вернувшись домой, он не мог, не хотел стряхнуть с себя блаженного забытья, в которое повергла его беседа с любимой девушкой.