Эдуард Кондратов - Операция «Степь»

Шурочка, не обращая внимания на лужи и грязь, подбежала к решетчатой веранде. Взбежала по каменным ступенькам, сильно постучала. Еще и еще…

— Но ждут ли нас здесь? — посомневался Шафрот, с отвращением вытаскивая ботинок из липкой глины и опуская его в точно такую же мерзость. Когда он подошел к веранде, стало слышно, что внутри кто-то топает. Наверное, спускается по лестнице с мансарды, в окне которой они увидели огонек.

— Кто ждет? — переспросила Шурочка. — Те, кто обязан вам жизнью, Билли! Кто любит меня и поэтому ждет.

Загадочные эти объяснения мало удовлетворили Шафрота. Он ждал и молча рассматривал искусно сделанных каменных слонов, белеющих на сером фоне то ли реки, то ли неба. Как расшифровать туманные фразы девушки? Может, на этой отдаленной вилле прячутся «бывшие» — кто-то из дворянства, офицеры, заговорщики?.. Совсем некстати. Она сказала «любит и ждет»? Любовник, что ли? Не хватало только этого.

Лошадка стояла с понуро опущенной головой, Мишка обнял ее за шею, погладил: «Молодец, Ласточка, и ты у нас участник операции. Потерпи…»

— Кто еще там? — раздался из-за двери сонный голос директора детского дома.

— Вениамин Петрович, это я, Шура Ильинская! Не забыли еще?

— Шура? — страшно удивились за дверью. Послышался скрежет ключа. На пороге веранды появился невысокий крепыш с керосиновой лампой в руке. Из кармана полосатого пиджачка, накинутого на нательную рубаху, торчала рукоятка нагана.

— Здравствуйте… — ошарашенно поздоровался он и перевел взгляд с Шуры на стоящего на нижней ступеньке Шафрота. — А кто с тобой, Ильинская?

Мишка, обнимавший лошадь, ухмыльнулся.

— Господин Шафрот! — торжественно сказала Шурочка. — Глава Самарской АРА, которая спасла столько голодающих детей. Перед отъездом в Москву он решил посмотреть на тех, кто обязан ему жизнью.

Видно было, как разволновался совершенно уже ошарашенный Довбань. Он суетливо повертел головой, сунул лампу в руки Шурочке и, шаркая галошами, надетыми на босу ногу, запрыгал вниз по ступенькам.

— Очень, очень рады видеть вас, господин Шафрот! — зачастил он. — Вообще-то наши дети находятся на обеспечении губсобеса, так что ваших продуктов мы еще не пробовали. Но то, что АРА помогла стольким детям, это факт! Спасибо, спасибо вам!

Он говорил и прочувственно сжимал коротенькими, с постели еще теплыми ручками ладонь Вилли Шафрота, а Шура… Ни слова не переводила. Она наслаждалась сценой.

— Олл раит! — буркнул Шафрот и свирепо поднял глаза на Шуру. — О чем болтает этот человечек? Кто он? Хозяин виллы? Переведите!

— Ах, Билли! Это же товарищ Довбань, директор детского дома… Он так рад увидеть вас!

— Какого детского дома? — чеканя слова, с подозрением переспросил Шафрот.

— Чего он? — повернул ухо Довбань.

— Он очень хочет посмотреть советский детдом, — с удовольствием объяснила Шура. — Наверное, никогда не видел. А перед отъездом вдруг заинтересовался. Американцы — народ со странностями.

Ягунин поперхнулся и уткнулся носом в потную гриву.

— Да-а? — изумился Довбань. — Нашел же время американец! Почитай, полчетвертого ночи… Однако скажи ему: детишек будить не будем. Классные комнаты, клуб, то да се… Но не спальни. Прошу! — он сделал приглашающий жест и зашлепал галошами по ступенькам. — Прошу! — повторил он, распахивая дверь.

— О чем он говорит? — рявкнул Шафрот, не двигаясь с места. Усы его зло топорщились, а руки, засунутые в карманы пальто, поднятый воротник и широкополая шляпа делали его очень похожим на чикагского гангстера из какой-то недавней фильмы.

— Господин Шафрот, — строго сказала Шурочка, — пожалуйста, на меня не кричите. Ни в одной книге я не читала, чтобы рыцари кричали на женщин.

— Какие книги, какие рыцари? — прошипел Шафрот.

— Проходите же! — Довбань даже поклонился на гостеприимный русский манер.

— Вас, Билли, просят зайти в гости. Это одно из учреждений, для помощи которым вас прислали в Россию. Для меня этот дом со слонами — чудесный сон. Я работала здесь, Билли! Представьте себе, я даже ставила с детьми пьесы. Зайдите же, Билли! Вы убедитесь, что приехали не зря. Это такие дети!

— Дерзкая девчонка! — рявкнул Шафрот. — Да пусть провалятся в тартарары и ваш детдом и ваши дети! Зачем вы заманили меня сюда?!

— Эй, господин! — Довбань хмуро похлопал себя по карману с наганом. — Не кричите, воспитанники спят.

— Что-о? — зло осклабился Шафрот. — Едем отсюда ко всем чертям! — грубо крикнул он, и шагнув на ступеньку вверх, властно протянул Шуре руку.

— Как вы смеете?! — Шурочка попятилась к дверям. В ее голосе звучали откровенно преувеличенные негодование и обида. — Я-то считала вас человеком, отдавшим все силы благородной миссии спасения умирающих от голода детей! А вы… Вы даже не хотите на них взглянуть!

«Ну, артистка», — изумлялся Мишка. Он по-прежнему стоял в сторонке и оглаживал Ласточку. Кажется, и Довбань начинал понимать, что Ильинская дает американцу от ворот поворот.

— Вы, истеричка, немедленно возвращаемся! — Шафрот решительно поднялся на ступеньку, но Шурочка юркнула в глубину веранды за спину Довбаня.

— Ни за что! — послышалось из темноты. — Я разочаровалась в вас, Билли! Вы грубый и фальшивый человек! Прощайте навсегда!

Похолодев от ярости, Вилл Шафрот слушал, как затихают каблучки на деревянной лестнице. «Да, будет чем похвастать перед приятелями на старости лет», — уколола едкая мысль. Директор детдома с лампой в руке и с наганом в другой стоял у дверей, всем видом показывая, что бесчинствовать в вверенном ему учреждении он не позволит. Даже господину Виллу Шафроту.

— Так не хотите посмотреть наш детдом? — строго спросил он. — Как угодно. В таком случае… Адью! — вспомнил он подходящее слово и вошел внутрь. Щелкнул ключ в замке, зашлепали калоши по лестнице.

Наступила тишина. Только шелест опять начавшегося дождя да пофыркивание лошадки…

Шафрот сел на грязную каменную ступеньку, надвинул поглубже шляпу. Голова болела — никогда он не пил столько этой паршивой шипучки. Сунул руку во внутренний карман пальто, достал плоскую бутылочку с виски. По дороге он дважды незаметно от Шуры прикладывался к ней. Оставалась еще примерно треть. Запрокинул голову, забулькал. Желудок приятно обожгло. Он встал и прицелясь, швырнул бутылку в лицо грустной каменной женщины. И не попал: слышно было, как бутылка шлепнулась в лужу.

«Надо принимать поражения достойно, — сказал он себе жестко. — Но зачем все же она заманила меня сюда? Что-то здесь не то».

Ах, бестия!.. Ах, он кретин!.. Что за угар заморочил его? Такого еще не бывало… Шафрот взглянул на часы: без пяти четыре. Только в половине шестого он сможет заняться отчетом. А в восемь — поезд…