Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин

— Будет выполнено!

— Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.

— Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы все, только бы быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.

— Понимаю… Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу «один в поле не воин». На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя, но мы должны воевать во что бы то ни стало!

Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.

— Так что, барон, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдёте. Взгляните на эту линию… — «антиквар» ласково провёл пальцами по миниатюрной статуэтке молодой женщины.

Генрих отошёл от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.

— Действительно, очень эффектна! — похвалил он и, вынув из кармана какую-то купюру, протянул её старику.

«Антиквар» поклонился и вышел.

На следующее утро Генрих позвонил Келлеру, сообщил, что срочно выезжает, и поехал к Гундеру. Тот принял его немедленно, невзирая на ранний час.

— Прошу передать генералу, — заявил он Генриху, — что состояние моего здоровья значительно улучшилось, но нужно продолжать лечение. Скоро я напишу ему подробнее.

— Разрешите идти, генерал?

— Подождите!

Гундер задумался, время от времени бросая испытующие взгляды на офицера, который, вытянувшись, стоял перед ним с непроницаемым лицом.

— Передайте ещё… — Гундер, пристально взглянул в глаза Генриху. — Передайте генералу, что я считаю климат Северной Италии очень полезным для его здоровья. Советую воспользоваться случаем и хорошенько подлечиться.

— Я точно передам ваши слова…

— Теперь идите…

Генрих молча поклонился.

В десять часов утра машина, управляемая Куртом, выехала из Парижа и помчалась по широкой автостраде в Лион. Генрих даже не успел позавтракать, и Курт вёл машину на большой скорости, чтобы поскорее добраться до какого-либо приличного ресторана. Наконец показался городок Жуаньи.

— Прикажете остановиться, герр обер-лейтенант? Я здесь обедал по дороге в Париж. Ресторан там, — Курт глазами показал на одноэтажный нарядный домик, расположенный у въезда в городок.

Генрих равнодушно посмотрел направо, вдруг сам схватил руль и стремительно затормозил. У ресторана стояла знакомая машина.

— Где генерал-майор? — спросил Генрих у шофёра с погонами фельдфебеля.

— Не знаю, — неприветливо буркнул эсэсовец, подозрительно оглядывая слишком любопытного, как ему показалось, обер-лейтенанта.

Генрих поднялся на крыльцо, чтобы войти в ресторан, но дорогу ему преградил ещё один эсэсовец, уже с погонами лейтенанта.

— Что вам угодно? — спросил он бесцеремонно, чуть не оттолкнув Генриха от двери.

— Скажите генералу Бертгольду, что его хочет видеть барон фон Гольдринг.

Лейтенант окинул Генриха долгим взглядом и молча вошёл в ресторан.

Не прошло минуты, как в дверях показался сам Бертгольд с салфеткой, заправленной за воротник рубашки.

— Откуда? Какими судьбами? — бросился он к Генриху, обнимая и целуя его.

Лейтенант, так нелюбезно встретивший Гольдринга, и обер-лейтенант, который вышел на крыльцо вместе с Бертгольдом, вытянулись по обе стороны двери.

— Моя охрана, — проходя мимо, бросил Бертгольд.

Генрих поздоровался едва заметным кивком головы, даже не взглянув на офицеров.

— А вам очень идёт штатский костюм, майн фатер, — нарочито громко произнёс Гольдринг и остановился, рассматривая дородную фигуру генерала в светло-сером дорогом костюме.

Офицеры, почтительно посторонившись, с любопытством прислушивались к беседе. Но Бертгольд прошёл вперёд, приказав на ходу:

— Господа, прошу задержаться здесь, пока мы с сыном позавтракаем!

На сей раз завтрак генерал-майора необычайно затянулся, офицеры охраны с завистью прислушивались к стуку ножей и посуды, к громкому смеху своего шефа, очевидно, очень довольного дорожной встречей.

— Очень хорошо, что ты будешь в Северной Италии, одобрил Бертгольд, выслушав рассказ Генриха, о том, куда и откуда он едет. — В эти дни лучше быть подальше от Германии. Правда, и там надо быть осторожным. Два дня назад я отправил фрау Эльзу и твою Лорхен в Швейцарию. Пусть переждут там…

— Они надолго уехали? А я только вчера написал Лорхен из Парижа…

— Письмо ей перешлют. Налёты вражеской авиации участились, женщинам пока лучше не возвращаться в Мюнхен. Кстати, я поручил им подыскать в Швейцарии виллу. Помнишь? Мы об этом с тобой говорили.

— Мне бы хотелось внести свою долю…

— Не волнуйся, я продал хлебный завод, а Лора вашу ферму. Да и сбережений с Восточного фронта у меня хватит. Твои деньги, — ведь ты перевёл их в доллары? Вот и хорошо! Они пригодятся после войны.

— Скорее бы конец! Так хочется пожить среди родных, в кругу своей семьи! — вырвалось у Генриха.

Бертгольд тяжело вздохнул.

— События разворачиваются не так, как нам хотелось бы, — наконец проговорил он, расправившись с большим куском рыбы и принимаясь за мясо. — Эти проклятые русские спутали нам все карты!

— Но я надеюсь, у нас хватит сил остановить их наступление?

Бертгольд пожал плечами, но в голосе его не было твёрдой уверенности, когда он отвечал Генриху.

— Исход войны зависит от того, как скоро мы изготовим новое необходимое нам оружие в достаточном количестве.

— Значит, разговоры о новом вооружении не пропагандистский трюк, а правда? — с любопытством спросил Генрих.

— Эту правду враги Германии скоро почувствуют на собственной шкуре.

— Не представляю, о каком оружии идёт речь, но верю вам, что это действительно нечто исключительное… — с невинным видом заметил Генрих.

Бертгольд оглянулся, хотя отлично знал, что в ресторане нет никого посторонних. Снизив голос до шёпота, он пояснил:

— Это такая штука, при которой одна батарея, находясь в лесах Баварии, спокойно и методично может разрушать Лондон.

Прочитав на лице Генриха искреннее удивление, Бертгольд рассмеялся.

— Да, да, мой милый! Летающие снаряды! Люди сидят под Берлином и по радио управляют ими. С помощью этих снарядов мы заставим капитулировать всех наших врагов… То, о чём я тебе сейчас сказал, понятно, тайна — её не должны знать даже самые близкие твои друзья.

— У меня их почти нет, майн фатер!

Генерал погрозил вилкой.

— А молодая француженка в Сен-Реми? Думаешь, не знаю?

— Она интересовалась цветами, а не оружием. Как и всякая молодая девушка… К тому же она погибла несколько дней назад.

— Погибла? Как?

— Сбила машина…

Если б Бертгольд в этот момент не склонился над тарелкой, он бы заметил, как побледнел его будущий зять, увидав на лице своего названного отца многозначительную улыбку.