Александр Степанов - Порт-Артур. Том 1

– Так ведь я помочь хочу. Даю от чистого сердца, – запротестовал было Блохин, но китаец снова решительно проговорил:

– Русски денга надо нет. Русски денга брать нет.

– Ишь ты какой гордый народ! У чужих даже деньги брать не хочет, – удивился Блохин, поняв, в чем дело. – Не берут наших денег, сами промеж себя хотят собрать, даром что нищие все с виду.

Толкаясь по базару, Блохин натолкнулся на продавца, торговавшего безделушками из слоновой кости. Особенно понравилась ему статуэтка, изображающая молодую женщину с ребенком.

– Покажите-ка, лао, эту вещичку, – потянулся Блохин за статуэткой.

Китаец посмотрел на него недоверчиво, видимо опасаясь, что солдат украдет вещь.

– Ты не сумлевайся, лао. Я с ней не убегу, – поспешил заверить китайца Блохин.

Понял ли его китаец или физиономия солдата почему-то внушила ему доверие, но он протянул статуэтку Блохину.

– Ишь ведь какие мастера делать такие красивые штучки. Народ бедный, живет плохо, а какую красоту сотворяет. Под стать нашим палешанам. Сколько за нее хочешь, лао?

– Три рубли, – подумав, ответил торговец.

– Сдурел ты, что ли? Рублевку дам, а больше ни копья, – сказал Блохин и для большей ясности поднял один палец вверх.

Китаец отрицательно покачал головой. Блохин перебрал еще несколько безделушек, удивляясь их тонкой художественной работе, но лучше той статуэтки не оказалось.

– Эх, была не была дам за нее полтора рубля. Авось прапор не очень заругает. – И он знаком объяснил китайцу свою цену.

Торговец уже соглашался продать за два рубля.

– У меня столько денег нет, – развел руками Блохин.

Огорченный солдат уже хотел отойти, когда к продавцу подошел другой китаец, быстро о чем-то езду говоря.

После этого торговец неожиданно согласился на предложенную Блохиным цену.

Обрадованный солдат бережно завернул свою покупку в платок и для пущей сохранности спрятал ее за пазуху.

Вскоре Блохин снова встретил Звонарева.

– Виноват я перед вами, вашбродь, стратил все ваши деньги, полтора целковых осталось.

– А остальные пропил, что ли? – хмуро спросил прапорщик.

– Я, вашбродь, пью только на свои деньги, – даже обиделся Блохин. – Вот купил для вас вот эту игрушку. – И солдат протянул статуэтку Звонареву.

Взглянув на статуэтку, прапорщик невольно залюбовался ею.

– Да, действительно прекрасная вещичка. Но зачем она мне?

– Варьке, то бишь своей, барышне подарите, – ухмыльнулся солдат.

– Не совсем удобно дарить девушке сувениры, напоминающие о материнстве. Обидится еще, чего доброго. Я ее все-таки мало знаю… – заколебался Звонарев.

– Они, девки, что генеральские, что простые, страсть любят подарки, покрасивше были б. Враз всем зачнут показывать, хвастать.

– Я и не подозревал, что ты такой знаток девичьего сердца, – улыбнулся прапорщик.

– А ежели они осерчают, то вы, вашбродь, скажите им, что это подарок от меня, – предложил солдат.

– Так она и поверит, – снова усмехнулся Звонарев, продолжая любоваться статуэткой, которая ему все больше нравилась. – Талантливый народ китайцы, – задумчиво произнес он. – Большие мастера по художественной части. Видна старинная многовековая культура этого древнего народа. Беру. Спасибо, что достал, – окончательно решил прапорщик, и они вместе пошли дальше.

Кое-как протискавшись через город, Звонарев задержался у северных ворот, которые оказались закрытыми. Здесь было посвободнее. В тени домов, укрываясь от жаркого солнца, сидела группа стрелков. Они были голыми по пояс, без фуражек. На глинобитном заборе висело несколько грязных мокрых рубах и фуражек. Один из солдат старательно мочил белую чистую рубаху в огромной зловонной луже.

– Ты это что делаешь? – спросил его удивленно Родионов.

– Рубаху в грязи мараю, чтобы издали не была заметна, – ответил солдат. – Нам всем приказано выпачкать их в грязь, и тогда они вроде японских будут.

– А у японцев разве не белое обмундирование? – удивился Звонарев.

– Какое там! Он как на траву ляжет или в гаоляне ползет, так его и не увидишь! Одежда на нем серо-зеленая, как раз под траву цветом, только когда двинется, тогда малость его видать. И фуражки у него такие же. Не то что у нас – за версту белое видать.

Артиллеристы, спросив, где расположена батарея, с трудом приоткрыли тяжелые ворота, по одному протискавшись в узенькую щель, по ходу сообщения дошли до батареи.

Им навстречу вышло несколько человек.

– Кто же из вас старший? – спросил прапорщик.

– Я, ваше благородие, бомбардир-наводчик третьей роты Егоров Василий, – вышел вперед один из солдат.

– Командование передашь фейерверкеру Родионову, а сам будешь у него за помощника! Японцы не сильно беспокоят?

– Днем, ваше благородие, ничего, ночью до света глаз он не даст сомкнуть, – лазит под самой батареей, того и гляди, пушку испортит,

– Стрелки-то что смотрят?

– Да за ним не усмотришь, он, как гад, по земле ползет, в яму или канаву спрячется, его и не увидишь, а он нас по рубахам за версту замечает,

– Ты в грязной луже поваляйся, как пехотинцы делают, тогда и тебя не будет видно, – посоветовал Блохин.

– Что я – свинья, чтобы в грязи пачкаться? – обиделся тот.

– Сейчас пехтура наша в таких свиней обратилась. Начальство им приказ дало: как увидишь лужу, где свинья лежит, ты, значит, ее выгони, а сам заместо ее ложись и хрюкай, чтобы японец тебя за человека не признал! – под общий хохот проговорил Блохин.

Батарея состояла из четырех старых китайских пушек трех с половиной дюймового калибра, с дальнобойностью на четыре версты. Пушки стреляли гранатами и картечью. Шрапнелей на батарее не было. Хорошо укрытые, в глубоких окопах, с козырьками над орудиями, пушки издали почти не были видны. Тут же рядом были устроены блиндажи для номеров и снарядные погреба. Поодаль, в тылу, находилась сложенная из кирпичей плита для приготовления пищи.

Пока солдаты осматривались на новом месте, Родионов вместе с Звонаревым договорились о связи с главной позицией. Затем прапорщик вместе с Родионовым и Егоровым пошел в город представляться начальнику гарнизона. По дороге откуда-то из гаоляна по ним дали несколько ружейных выстрелов. Пули с негромким щелканьем ударялись в бруствер хода сообщения и выбрасывали маленькие фонтаны пыли.

– Следит, значит, за ходом японец! Нет-нет да постреливает! – заметил Родионов.

– Он и днем и ночью не сводит глаз с батареи и города, – ответил Егоров.

Начальник гарнизона города Цзинджоу, командир сводной роты пятого полка поручик Горбов, помещался в простой китайской фанзе у северных ворот.

Поручик в китайском халате сидел на канах, устланных коврами, с гитарой в руках, пил водку из стакана, напевая грустные романсы.